Тем временем в жизни Данте снова назревали перемены. После битвы при Монтекатини флорентийские черные гвельфы напугались и отменили смертную казнь для осужденных эмигрантов. Теперь все, кого когда-то изгнали по политическим причинам, могли вернуться обратно. Однако по старому закону добровольно вернувшиеся преступники должны были с епископской пародийной шапкой на голове и с зажженной свечой в руках пройти через весь город, после чего заплатить штраф. Для Данте это оказалось неприемлемо.
Друзья и родственники писали Данте, побуждая его вернуться домой. Среди них был очень благожелательный человек, племянник жены Данте Джеммы Никколо Донати, священник. Он не раз помогал в тяжелых обстоятельствах семье Данте, особенно в первый страшный год изгнания. Письма из Флоренции не сохранились, но сохранился ответ Данте, исполненный достоинства, гордости и непреклонности, одному из его флорентийских друзей и благожелателей, по-видимому, также священнику. Данте писал: «Внимательно изучив ваши письма, встреченные мною и с подобающим почтением и с чувством признательности, я с благодарностью понял, как заботитесь вы и печетесь о моем возвращении на родину. И я почувствовал себя обязанным вам настолько, насколько редко случается изгнанникам найти друзей. Однако, если ответ мой на ваши письма окажется не таким, каким его желало бы видеть малодушие некоторых людей, любезно прошу вас тщательно его обдумать и внимательно изучить прежде, чем составить о нем окончательное суждение.
Вот что благодаря письмам вашего и моего племянника и многих друзей дошло до меня в связи с недавно вышедшим во Флоренции декретом о прощении изгнанников: я мог бы быть прощен и хоть сейчас вернуться на родину, если бы пожелал уплатить некоторую сумму денег и согласился подвергнуться позорной церемонии. По правде говоря, отче, и то и другое смехотворно и недостаточно продумано; я хочу сказать, недостаточно продумано теми, кто сообщил мне об этом, тогда как ваши письма, составленные более осторожно и осмотрительно, не содержали ничего подобного.
Таковы, выходит, милостивые условия, на которых Данте Алигьери приглашают вернуться на родину после того, как он почти добрых три пятилетия промаялся в изгнании? Выходит, этого заслужил тот, чья невиновность очевидна всему миру? Это ли награда за усердие и непрерывные усилия, приложенные им к наукам? Да не испытает сердце человека, породнившегося с философией, столь противного разуму унижения, чтобы, по примеру Чоло и других гнусных злодеев, пойти на искупление позором, как будто он какой-нибудь преступник! Да не будет того, чтобы человек, ратующий за справедливость, испытав на себе беззаконие, платил дань как людям достойным тем, кто свершил над ним беззаконие!
Нет, отче, это не путь к возвращению на родину. Но если сначала вы, а потом другие найдете иной путь, приемлемый для славы и чести Данте, я поспешу ступить на него. И если ни один из таких путей не ведет во Флоренцию, значит, во Флоренцию я не войду никогда! Что делать? Разве не смогу я в любом другом месте наслаждаться созерцанием солнца и звезд? Разве я не смогу под любым небом размышлять над сладчайшими истинами, если сначала не вернусь во Флоренцию, униженный, более того — обесчещенный в глазах моих сограждан? И конечно, я не останусь без куска хлеба!»
Такой ответ, который Данте, видимо, и не думал скрывать, вызвал сильное раздражение черных гвельфов, и 6 октября 1315 года Данте вновь был заочно приговорен к смерти, на этот раз вместе с достигшими совершеннолетия сыновьями. Впрочем, они, видимо опасаясь чего-то подобного, давно уже находились в Вероне, куда весной 1316 года приехал и Данте, везя с собой законченную рукопись «Ада» и начатое «Чистилище».
Верона была на первый взгляд все такой же, какой ее оставил лет десять тому назад флорентийский изгнанник. Но, пожив в ней и присмотревшись, Данте заметил перемены. Городом уже пять лет единовластно правил Кан Гранде делла Скала. Он воздвигнул новые городские стены, поправил мосты, укрепил и перестроил дворец Скалигеров. Верона стала центром гибеллинов всей северной Италии.
Политически Данте сходился с Кан Гранде лишь внешне: оба они были сторонниками монархии. Но Кан Гранде довольствовался уже существующей формой средневековой империи и искал в ней прежде всего оплота собственной власти и возможности расширения своих владений. Данте, как и его современник, историк Феррето да Феррети, родом из Виченцы, мечтал о совершенном всемирном государстве. Данте видел в лице Кан Гранде способного и мудрого императорского викария и полководца, но последние цели Скалигера и Данте расходились.
