Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
Ну а что такое «идеальный брак», Коллонтай показала на примере своих взаимоотношений с противоположным полом. Женщина, чей возраст приближался к пятидесяти, сожительствовала, а после вступила в первый советский брак с Павлом Дыбенко, который был моложе ее на 17 лет, и внешне годился ей в сыновья; но при этом она заводила многочисленные интимные случки на стороне. С Павлом Ефимовичем Дыбенко – сыном крестьянина из села Людков Новозыбковского уезда Черниговской губернии, имевшим три класса образования, а при новой власти ставшим председателем Центробалта, – Коллонтай познакомилась во время одного из своих посещений Кронштадта, где, как всегда, выступала с зажигательными революционными речами. Свадьбу большевистского комиссара Дыбенко и наркома госпризрения Коллонтай видные партийные и советские деятели сыграли по рангу, как победители: во дворце Кшесинской, пользуясь посудой с золотыми царскими и великокняжескими вензелями.
Оба супруга прославились половой распущенностью, сходились и расходились несколько раз; однако во все время сожительства и стареющая большевичка, и молодой матрос были «свободны от всяческих буржуазных предрассудков». Говорят, В. И. Ленин как-то даже высказался, что самым страшным наказанием для этих супругов будет обязать их в течение года хранить супружескую верность. Правда сама супруга, будучи, как говорят в простом народе, бл…витой, страшно ревновала своего молодого мужа. Во время одной из ссор Александра потребовала от муженька объяснений за частые походы «налево». Дыбенко отвечал ей с полной революционной прямолинейностью: «Когда в самом начале братишки обвинили меня в том, что их на бабу променял, я им ответил: «Разве это баба?! Это же Коллонтай!» Да, я подходил к тебе не как к женщине, а как к чему-то более высокому, более недоступному. Но ты все чаще становилась обыденной женщиной. Мне было странно видеть это. Мне просто хотелось уйти от тебя».
Не будь Александра Михайловна революционеркой, которой приписали выдающуюся роль в раскрепощении женщины, ее бы при других обстоятельствах назвали никчемной матерью, бросившей сына на произвол судьбы и обыкновенной шлюхой.
Ей вторила близкая подруга Ленина и других революционеров Инесса Арманд, которая активно выступала за отмену института брака и свободную любовь. «Даже мимолетная связь и страсть поэтичнее, чем поцелуи без любви пошлых и пошленьких супругов», – заверяла замужняя женщина, имевшая неоднократные мимолетные связи, после которых рожала детей (также бросаемых на попечение других людей). К слову сказать, после смерти Инессы Арманд ее коллега Александра Коллонтай получила высокий партийный пост – возглавила женотдел ЦК партии, активно работала в комиссии по борьбе с проституцией при Наркомате социального обеспечения.
В 1923 г. заведующая женским отделом ЦК Виноградская писала о многоженстве и многомужестве как о вполне допустимой практике, в первую очередь, в верхах партии.
В советской прессе полемизировали о вопросах брака и семейного быта, распространяя мнение: «Буржуазный брак – это форма социального угнетения! Жена буржуя – частичка его собственности, как картина в золоченой раме».
На фоне всех этих событий советская власть юридически закрепляла изменения в отношении женщин.
19 и 20 декабря 1917 года вышли два декрета за подписью Ленина: «Об отмене брака» и «О гражданском браке». В декрете «О гражданском браке», опубликованном в газете «Известия» (орган Центрального Исполнительного Комитета и Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов) значилось: «Российская республика впредь признает лишь гражданские браки. Церковный брак наряду с обязательным гражданским является частным делом брачующихся». Желающим вступить в брак достаточно было явиться в специально созданный отдел по записи актов о рождении (ЗАГС) и подать заявление. С этого момента пара могла считать себя законными супругами. Заявления не принимались лишь от лиц мужского пола младше 18 лет и девушек младше 16 лет от рождения, от родственников по прямой линии, от уже состоящих в браке и от умалишенных. К слову, под рукоплескания общественности Запада в том же 1917 г. был отменен закон о преследовании гомосексуалистов.
Юридическое равноправие женщин с мужчинами было закреплено Конституцией 1918 года. Декрет «О гражданском браке» (1918 г.) признавал законным лишь брак, заключенный в государственных учреждениях, давая женщинам право сохранять при этом девичью фамилию (впервые в Европе). Декрет 1920 года признал право на аборт (впервые в мире). «Закон о браке» (1926 г.) объявил законным незарегистрированный, но фактически существующий брак, впервые в истории приравняв детей, рожденных в браке и вне его. Достаточно было лишь заявления матери для признания отцовства. Для развода также требовалось лишь заявление, которое одному из супругов можно было послать в адрес ЗАГСа на почтовой открытке. Незарегистрированный брак стал называться «свободным союзом».
Активистки пролетарского женского движения, феминистки 20-х годов ХХ в. А. Коллонтай, Н. Крупская, И. Арманд, К. Самойлова, И. Смидович заверяли матерей в том, что социалистическое государство всегда поддержит их, независимо от того, состоят те в браке или нет. Материнство определялось идеологами как «социалистическая обязанность», которая должна была дополнять обязанность женщин трудиться наравне с мужчинами.
Дети долгие годы представляли собой побочный продукт социалистического общества.
Некоторые теоретики-большевики предлагали жить коммуной, в которой уход за детьми и их воспитание будет общим делом. Другие определяли детей на жительство в огромные детские дома, убеждая женщин, что им нужно лишь рожать детей, а остальное – не их забота. Советский ученый и писатель Иван Ефремов (в энциклопедии: 1908–1972; но наст. дата рождения 1907 г.) в своей книге «Туманность Андромеды» (1957) рассказал о космическом будущем человечества, построенном после победы коммунизма. «Либо будет всепланетное коммунистическое общество, либо не будет никакого, а будет песок и пыль на мертвой планете», – заверял космист Ефремов. Рассказывая о космическом братстве, где все счастливы, раскрепощены и не обременены воспитанием, где юное поколение подрастает в громадных детских домах, – он высказал не только идею коммунистической экспансии Вселенной, но и указал, куда определить всех детей, чтобы были осчастливлены они и их родители. Утопия, на которой формировались убеждения многих тысяч людей, отчасти превращалась в жизнь. В одном из многократно расклеиваемых в начале 20-х годов декретов (явных или вымышленных) указывалось: «Граждане мужского пола имеют право пользоваться одной и той же женщиной не чаще трех раз в неделю по три часа, при соблюдении нижеприводимых правил. Каждый мужчина, желающий воспользоваться общественной собственностью, должен представить справку заводского комитета, профессионального союза или совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, удостоверяющую, что он принадлежит к рабочему классу. Рожденные дети в возрасте 1 месяца помещаются в учреждении, где они образовываются до 17 лет за счет общественных фондов». «Постановление» новой власти читали тысячи жителей Петрограда (Ленинграда); под документом стояла ссылка: Саратовский Городской Совет. И кто писал подобное: коммунисты или анархисты, читающим было одинаково безразлично, суть оставалась провокационной.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
