Кроткий Федор нашел для неистового родителя единственную угрозу, способную переломить его настойчивость: царевич поставил на кон свою жизнь. А для Ивана IV жизнь сына обрела теперь особенную ценность, ведь это была еще и жизнь единственного законного престолонаследника, плоть от плоти царской…
Но, быть может, Масса приводит слухи, сплетни, преувеличивает? Ведь с момента ссоры Ивана IV с Федором Ивановичем прошли многие годы, прежде чем нидерландский купец появился в Московском государстве и принялся собирать сведения о царствующем семействе. Так не стал ли он сам жертвой каких-то басен прошлого, трижды искаженных молвой?
Вряд ли. Некоторые подтверждения сведениям торговца обнаруживаются в других источниках. Так, уже поминавшийся Петр Петрей приводит схожую историю. Швед, откровенный недоброжелатель России и особенно династии, которая доставила Шведской короне столько хлопот, рассказывает о преступном намерении государя Ивана Васильевича изнасиловать Ирину Годунову: «Ничем другим она не могла спастись от него, как только криком и воплем: на крик сбежалось много людей из домашней прислуги, мужчин и женщин, что пристыдило его, и он вышел из комнаты, не говоря ни слова. А чтобы эта проказа осталась в тайне, он велел казнить всех прибежавших на помощь к этой женщине. У него было также намерение либо выгнать из страны эту жену своего сына, либо велеть убить ее за то, что она не отдалась его неестественной похоти, [он] уговаривал сына оставить ее и взять себе другую жену… Но в сыне было больше чести и благородства, чем у отца, и он не согласился на это».
Петр Петрей также прибыл в Россию через много лет после того, как произошли события, которые он описывает. И, разумеется, красочное описание сцены с «недоизнасилованием» могло быть либо получено им изустно, притом необязательно из первых рук, либо являться плодом его публицистических усилий. Степень его достоверности крайне невелика. Другое важнее: Исаак Масса и Петр Петрей создали два независимых друг от друга источника, но их тексты совпали в одном: царь Иван IV настаивал на разводе царевича Федора, а тот не согласился. Это совпадение свидетельствует в пользу того, что фактическая основа у свидетельства голландца и шведа была.
Здравый смысл заставляет принять историю о мужественном сопротивлении Федора Ивановича притязаниям отца. Иван IV до крайности нуждался в его разводе. В схожих обстоятельствах он дважды разводил старшего сына, да и себе позволил несколько разводов, за которыми следовали неканоничные браки. И при всем том Федор Иванович остался при своей супруге, ни на кого не поменяв ее. Выходит, он действительно должен был отразить жестокий натиск со стороны родителя и разрушить его планы.
Что заставило царевича поступить подобным образом?
Брал жену он не по любви, а по указанию отца. Впоследствии, конечно, царевич мог полюбить ее: в источниках того времени есть прямые высказывания в пользу нежного отношения и привязанности Федора Ивановича к супруге. Но судить об этом трудно: для русских людей того времени дневники и мемуары были чем-то почти немыслимым, и рассуждения о чувствах, о закрытом мире семейных отношений и, тем более, о любовных переживаниях нехарактерны для подданных московского государя. А суждения иностранца — это всегда изложение личных впечатлений или чьих-то рассказов, полученных, так или иначе, на значительной дистанции от семейных дел; притом не важно, делали это из ближайшего круга русского царя или провинциального пушкаря[56]. Сама культура того времени, сам уклад русской жизни и строй книжности нашей мягко табуировали сколько-нибудь пространные рассуждения на подобные темы. Даже патриарх Иов, хорошо знавший обоих и оставивший пространное сочинение о государе — «Повесть о честном житии царя и великого князя московского Феодора Ивановича всея Русии», — написал о взаимоотношениях царя с царицей всего несколько строк, весьма сухо: «[Федор Иванович имел] благозаконную супругу свою благоверную царицу и великую княгиню Ирину Федоровну всеа Руси по всему благими нравы подобну себе, бе же добродетелию и верою к Богу друг друга преспевая». Значит, судить о чувствах, существовавших между Ириной Годуновой и Федором Ивановичем, можно лишь с изрядной долей гадательности…[57]
Причина упорства царевича могла лежать и в иной сфере. Дело здесь не в каком-то особом добронравии, не в высокой нравственности. Развод сомнительно выглядел с точки зрения веры, а Федор Иванович как христианин вел себя безупречно. Да, его отец позволял себе чудовищную вольность в этом вопросе. Но современники без одобрения смотрели на него. Четвертый брак Русская церковь позволила монарху в виде исключения: объявив, что скорая смерть третьей жены не позволила осуществить брачные отношения, и сообщив всем тем, кто мог бы, глядя на государя, предаться мечтаниям о четвертом браке и для себя, что это сомнительное супружество — «не в образец» прочим православным людям. Вступление в пятый брак повлекло за собой отказ от причастия до самой смерти. Это весьма серьезный повод печалиться для любого православного. А государь Иван Васильевич развелся с четвертой женой, Анной Колтовской, чтобы впоследствии найти себе новую брачную партнершу! При этом вопрос о престолонаследии не стоял: у монарха на момент развода были взрослые законные сыновья. Наконец, Иван IV не первым в династии Даниловичей начал разводиться с женами и требовать того же от сыновей; еще отец его, Василий III, пошел на расторжение брака с Соломонией Сабуровой[58] из-за ее бесплодия, и тогда митрополит Даниил принял сторону государя, но не все духовенство одобрило монаршее поведение — например, преподобный Максим Грек имел об этом разводе отрицательное мнение. По большому счету, со времен Василия III установилась практика, прямо противоположная христианскому благочестию: разводиться — дело нехорошее и даже скандальное, но для государей сильно упрощенное…
А Федор Иванович захотел остаться чист перед Богом.
