Во дворе стояла мёртвая тишина, ученики были вышколены отлично. Я прошествовала к Мэтьюсу и Роберту, лёгкий ветерок развевал плащ за спиной, и непривычно было не чувствовать верных мечей — в честь свадьбы я не стала одевать перевязь.
— В виду вполне ясных отношений между наёмницей Жанной и Робертом, — начал Мэтьюс, ехидный огонёк в его глазах мне очень не понравился, — я сокращу церемонию.
Ах, сволочь!!!
— Роберт, согласен ли ты взять в жёны Жанну?
— Да.
— Жанна, согласна ли ты выйти замуж за Роберта?
Зараза. Ага, буду я ещё врать самой себе! Конечно, согласна.
— Да.
— Вот и замечательно, — ухмыльнулся Мэтьюс, пока Роберт надевал мне обручальное кольцо. — Тогда объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловаться, а потом — все праздновать! Сегодня будет выходной для всех.
…Мда. Такой глобальной пьянки школа не видела давно, перепились все, от нежных четырнадцатилетних первокурсниц до матёрых выпускниц седьмого года. Роберт втихаря вывел меня во двор, я тоже к тому времени пребывала в основательном подпитии, но ещё твёрдо стояла на ногах, хотя язык заплетался. За время учёбы и последующих странствий научилась пить, практически не пьянея.
— Ну что, пойдём в нашу комнату? — шепнул Роберт, поддерживая меня за талию.
— Тебе не терпится затащить жену в постель, да? — ухмыльнулась я, подмигнув.
— А тебе, чувствуется, не терпится оказаться там в моей компании, так, Жанночка? — мурлыкнул Роберт, крепче прижав меня к себе.
— Ещё как, чёртов засранец, — пробормотала я, чувствуя, как быстрее забилось сердце.
Прости, господи, и за что я его так люблю?!
Так непривычно было чувствовать приятную прохладу шёлка на теле, я уже успела отвыкнуть от изысканного нижнего белья. Шикарное белое платье лежало передо мной на кровати, две горничные помогали одеться и уложить волосы. Поль и немногочисленные гости ждали в домашней часовне, я не хотела никаких громких церемоний, достаточно уже того, что весь Париж узнал о возвращении пропавшей несколько месяцев назад Анриетты де Кресс. С помощью горничной я облачилась в наряд, мне уложили волосы, прикрепили фату, и я была готова идти.
Поведение Поля до нашей свадьбы удивило меня и даже озадачило, я подумала, уж не заболел ли он: я все три недели спала одна, хотя жила у него в доме, он не приставал ко мне, не пытался затащить в постель при каждом удобном случае. Самое большее, что он себе позволял, это страстные поцелуи в укромных уголках. Чёрт, мне начинает не хватать наших сумасшедших ночей, я же не железная всё-таки! И кажется, ему тоже подобное воздержание даётся нелегко, вчера, например, поймав меня в узком коридоре, Поль чуть не порвал застёжку на платье, наплевав на приличия и появившуюся горничную. Я невольно улыбнулась, ступив на порог домашней церкви, глядя на него, стоявшего у алтаря рядом со священником. Как же ненавязчиво он сумел доказать, что любовь — это действительно не только постель!
— Чему ты улыбаешься? — шёпотом спросил Поль, взяв меня за руку и поворачиваясь к священнику.
— Я подумала, что придётся вспомнить личный опыт парижских улиц, — невинно ответила я. — Когда приходилось по несколько дней сдерживать чувство голода.
— Что за странные мысли, радость моя, к чему бы это? — Поль был несколько озадачен моими словами.
— Ну, насколько я понимаю, ты же собираешься сразу после церемонии немедленно запереть меня в спальне и не выпускать оттуда дня четыре, разве нет? — изогнула я бровь, искоса глянув на него.
Поль сумел сохранить серьёзное лицо, делая вид, что слушает священника, но в его глазах плясали огоньки сдерживаемого смеха.
— Я позабочусь, чтобы ты не осталась голодной в эти дни, Анри, — тихо произнёс он с улыбкой. — Иначе откуда у тебя возьмутся силы провести в моей спальне не четыре дня, а всю неделю?..
Я думала, не дождусь, пока священник объявит нас мужем и женой, потому как подобная восхитительная перспектива прельщала меня несказанно. Ну люблю я его, что поделать, и не только за те ночи, что он мне дарит, но и за то, что могу просто уютно устроиться у него на коленках, вечером, перед камином, и просидеть так, пока не усну, и Поль не отнесёт меня в спальню…
