В Голливуде Ремарка принимали как европейскую знаменитость. Пять его книг были экранизированы, в них играли крупные звезды. Финансовые дела шли превосходно. Он пользовался успехом у известных актрис, в числе которых, по слухам, была и прославленная Грета Гарбо. Но мишурный блеск киностолицы раздражал Ремарка. Люди казались ему фальшивыми и непомерно тщеславными. Местная европейская колония во главе с Томасом Манном его не жаловала. Хотя с Марлен было трудно не согласиться: в мишурном мире светского общества элегантность Ремарка и его манеры были прямой политической демонстрацией, доказывающей общественности, что нацистам еще далеко до победы. Эмигрант с португальским паспортом, он позволял себе наслаждаться жизнью. Писатель, книги которого на родине пылали в костре, продолжал работать. Ремарк избегал громких акций протеста. Тихо, без публичных жестов, он помогал романисту Теодору Пливье и поэту Альберту Эренштейну, пожизненно посылал им «маленькие синие листочки» — свои чеки.
Девятого июня Дитрих и Ремарк вместе едут в Париж. Пять суток пути на роскошном океанском лайнере «Нормандия», демонстрировавшем величайшие художественные достижения нации. Этот корабль, составлявший гордость страны, отразил в миниатюре ее стиль, вкус, качество и художественное совершенство. Дитрих занимала один из четырех апартаментов гранд-люкс с индивидуальным дизайном, выполненным ведущими мастерами того времени.
Ночью он смотрел на огромную луну, висевшую над океаном и заливавшую спальню серебряным светом. Щека Марлен на его плече, тихое сопение ребенка. Она совсем маленькая, когда лежит так, прильнув, разметав на подушке волосы. Скромница в непременной ночной рубашке. Она здесь, она с ним, но мгновение не остановишь. Можно лишь высечь его в памяти, как на гранитной плите, для вечного пользования. Сколько раз в ПортоРонко он воскрешал устремленные в вечность минуты близости и оплакивал их, изнемогая от бессилия разлуки… Пресыщение… Должно же когда-то прийти пресыщение, и одиночество перестанет болеть, как свежая рана. Пресыщение всегда приходит — раньше или позже. Ремарк это знал. С Марлен по-другому… Три года постоянного огня, и ни капли пресыщения. И все еще влечет не рассекреченная, постоянно манящая тайна ее магнетизма…
«Это граничит с безумием, это маленькое чудо, что нас прибило друг к другу, как зерно к зерну, ведь мы оба делали все, чтобы этого не случилось, — прошептал он, — но всю свою жизнь до нашей встречи я ощущал тебя у себя под кожей, и не боялся встречи, и страстно желал ее. Я пытался забыть о предназначении великой любви и знал, что никогда не смогу забыть об этом совсем. И буду ждать…»
— Бони, Бони, ну что ты все время бормочешь… — Не открывая глаз, Марлен перевернулась на другой бок и свернулась калачиком. А луна продолжала светить ненужным фонарем. Равнодушный, холодный лик…
Плавучий дворец «Нормандия» предлагал пассажирам ассортимент удовольствий из набора «сладкая жизнь». Колоссальный ресторан для пассажиров первого класса мог разместить семьсот человек. Под потолком парили грозди лампочек, объединенные в виноградоподобные люстры, повсюду серебро, фарфор лучших марок, мерцание хрусталя баккара.
В круглом главном вестибюле в решетках из филигранного металлического узора, украшенного вкраплениями позолоченных зубчатых раковин, сновали четыре вместительных лифта.
Элегантную комнату для писем оживляли фигуры тигров из тонких золотых пластинок. Звери молча «пили воду» из золоченых водоемов. В салоне для курения стояли стулья, обитые терракотовой замшей, а настенные росписи изображали сцены из жизни Древнего Египта. В зимнем саду сладко и пряно благоухали искусно воспроизведенные джунгли, каскады орхидей и редких видов папоротников почти скрывали витые плетеные кресла. За изогнутой стеклянной стеной стояла бездонная чернота ночного неба и серебрился океан, качавший на волнах звезды.
— Я столько раз плавала на этом корабле, что чувствую себя здесь как дома. — Марлен подхватила за лапку падающую с плеч черную лисицу. После ужина они заглянули в зимний сад. — Ты же знаешь, я не переношу самолеты — только и жду, что объявят об очередной катастрофе.
— Мне теперь тоже приходится трястись за свою шкуру, поскольку одна невероятная женщина не может без меня жить. — Эрих был в хорошем расположении духа: Марлен путешествовала без свиты, а впереди их ждал Париж.
— Пойдем-ка лучше домой, Бони, такое впечатление, что мы в парикмахерской, слишком много сладких запахов. Знаешь, иногда хочется понюхать тушеной кислой капусты. Кстати, обожаю!
Вечером в кинозале Большого салона был объявлен показ фильма «Желание», снятого в 1936 году с Дитрих в главной роли.
С высоты спускающейся в салон лестницы Марлен оглядела зал: маленький Версаль, фойе с фонтанами заполняла публика в туалетах экстра-класса. Мужчины в белых бабочках и фраках, дамы в платьях с длинными шлейфами.
— Похоже на массовку в оперетте. Не знаешь, почему некрасивые женщины так любят яркие цвета и всяческие финтифлюшки?
— Чтобы их кто-нибудь заметил и возжелал. — Эрих был чрезвычайно элегантен в великолепном фраке. — Ведь бедняжки не могут даже на один день взять напрокат такое лицо, как у моей дамы.
— Мое лицо? Ну, это уже слишком. Прежде всего им не хватает моего вкуса, — поддержав подол узкого бежево-золотистого платья, она ступила на лестницу…
Во время показа фильма Дитрих давала комментарии, не понижая голоса.
— Так… Они все-таки не вырезали этот кадр. Еще бы, кто же вырежет крупный план Дитрих в шляпе с такими перьями. Да, Тревис был неподражаем!.. Посмотри, Бони! Вот этот долгий план запоминается великолепно! Ты видишь, как падает шифон? А игра света на опушке рукава? Сногсшибательно!.. Конечно, как всегда, они не знают, чем все закончить. А вот туфли хороши. Туфли хороши во всей картине. Тебе понравился фильм, Бони?
— Милая, то белое платье на балконе, когда ты грустишь одна, — шедевр. А вообще… Несколько сентиментально.
— Ха! Я же никогда не претендовала на «Оскара»! И слава богу. Знаешь, какие роли гарантируют «Оскара»? Известные библейские персонажи, священники, а также жертвы таких недугов и пороков, как слепота, глухота, немота (все это вместе или отдельно), пьянство, безумие, шизофрения и другие душевные заболевания, если все это сыграно в получившем успех фильме.
— Ты поразительно точна! — Эрих рассмеялся. — В литературе похожая картина — изображение темных сторон действительности всегда претендует на «серьезное искусство».
— Чем трагичнее ситуация, тем вернее присуждение «Оскара». Можно не сомневаться, воплощение горестных событий будет рассматриваться как особенно трудное и достойное премии!
Реплики Марлен были слышны во всем зале. Когда фильм закончился и медленно загорелся свет, публика стоя зааплодировала Марлен.
— Думаю, это дань не столько фильму, сколько твоему разоблачению секретов киноакадемии, — шепнул Эрих, направляясь с Марлен к выходу в сопровождении свиты зрителей.
