— Кажись, инспектор.
— Люцифер! — Любовь выскочила из спальни, захлопнув за собой дверь.
Ирина и Макс бросали друг на друга резкие взгляды. Потом они посмотрели на Ольгу, та поежилась.
— Так, у него есть фонарь, и он светит им в окно, — сказал Григорий, наблюдая, как пятна света скачут по его шинели.
— Ложись! — рявкнул Макс.
Он потянул парня за эполет, но Григорий только немного повернул голову, хмуро взглянул на Макса, затем нагнулся к окну посмотреть, как мужчина в меховой шапке направился к ступеням.
Под дверью появилась полоска света.
— Он у двери! — заорал Григорий.
— Слушайте меня очень внимательно, — прошептала Любовь. — Вам нужно показать ваучеры нового образца и немедленно разбудить эту старую сволочь.
— Он не проснется, — ответила Ольга. — И вообще, его пальцы уже ни на что не годны.
В дверь постучали, пар внутри комнаты начал колыхаться.
Через пару секунд Ирина спросила:
— Кто там?
— Инспектор Абакумов по районам тридцать девять и сорок один! — крикнул звонкий голос на русском.
— Сейчас открою! — крикнула Ирина, махая рукой на остальных и шлепком отправляя Киску в спальню.
Та проворно проскользнула в тень и исчезла.
Любовь взяла заросший щетиной Ольгин подбородок в свои руки и прошептала на корявом ибли:
— Ты должна подписать ваучер за него. Тащи его сюда и немедленно подписывай.
Ольга откинула назад голову:
— Ты просишь меня стать такой же преступницей, как и ты, Любовь Каганович, просто чтобы спасти твою шкуру?
— И твою шкуру тоже, — прошипела Любовь, — потому что это твой ваучер.
— В моем доме все в порядке, и я не собираюсь вставать на путь преступлений по твоему приказу, — ответила Ольга, поднявшись со стула.
— Я его впускаю, — прошептала Ирина от двери. — Убери ствол, и брысь отсюда!
Парни рванули в спальню и прикрыли дверь, оставив только щелку.
— Посмотри на меня, Ольга, — сказала Любовь, двигаясь вместе со старухой к столу. — Этот Абакумов мягко стелет, да вот спать жестко. Я это тебе прямо говорю.
— Тьфу! — сплюнула Ольга.
Ирина расправила платье и открыла дверь. Снаружи стоял невысокого роста мужчина с поросячьим лицом, весь в пятнах. Свет от фонаря придавал грязный оттенок его светлым, аккуратно подстриженным волосам. Он посветил фонарем в комнату, остановив луч на Ольге, затем на Ирине, затем снял меховую шапку, засунул в нее включенный фонарь и устроил эту конструкцию на скамейке, чтобы осветить комнату. Через несколько секунд у него начало покалывать в глазах от навозного дыма.
— Субагент Каганович? — спросил он, дико вращая глазами.
— Да, инспектор! — Любовь резко вышла из тени. — Не стоило вам сюда ехать, я уже занимаюсь документом.
— Так он у вас есть?
— Я этим занимаюсь.
— Тогда давайте возьмем его — я его заберу с собой. Я просмотрел ваши книги, и оказывается, последний раз вы были у Александра Васильевича Дерьева почти четыре года назад. Сегодня вечером я проверю эту информацию и завтра утром позвоню в отдел, или я здесь еще на неделю застряну.
— Отлично! — сказала Ольга по-русски. — Самое подходящее время дня для того, чтобы заглянуть к беднякам. Когда они спят. Завтра утром вы должны идти на склад, где, должно быть, хранятся ваши книги. Мы можем прийти туда в любую рань.
— Да я вижу, вы и сейчас не спите, — ответил Абакумов. — Я не займу у вас много времени, все зависит от товарища Александра. Приведите его сюда, пожалуйста.
— Но именно в этом проблема, — сказала Ольга. — Он лежит совсем зеленый в своей постели и не просыпается.
— Ну, давайте будем откровенны. — Абакумов сверкнул крупными зубами, сделав вежливое выражение лица. — Любого, кто лежит дома в кровати, можно побеспокоить на предмет подтверждения простых фактов.
— Да, но проблема в том, что ему нужно в больницу, а нам не на чем туда добраться.
— И сколько он так лежит?
— Давно, со вчерашнего дня. Он лег и лежит, наверное, с ним что-то совсем скверное.
— В таком случае, — спросил Абакумов, — как же он подписал ваучер?
— В том-то и дело, именно из-за своего состояния он подписал не тот ваучер. Он уже был в забытьи, он звал свою мать, когда его подписывал.
— Тогда мы должны немедленно отвезти его в больницу. Субагент Каганович, проводите меня к старику.
* * *
— Ты продаешь их, как хлеб на складе! — выдохнула Людмила, глядя на сотни разнообразных лиц, проносящихся по экрану компьютера.
Иван выключил свет в кладовке над баром, чтобы лица на экране сияли еще ярче. Радио на подоконнике играло модную мелодию, строчки песни доносились из радиоприемника в такт сменяющимся на экране картинкам.
— И ничего я их не продаю, — ответил Иван. — Это они торгуют мечтою. Они продают адрес, куда можно слать страстные и отчаянные письма, на которые наши переводчики отвечают ничего не значащей чепухой. Эти девочки на фотографиях сейчас сидят дома и ожидают конвертов с наличными.
— Видишь? — улыбнулась Оксана, покусывая ноготь. — Я тебе говорила, что это просто. Понимаешь теперь, что это твой самый счастливый день в жизни?
— Да уж, — ответила Людмила. — Для вас счастливый.
— Вот что мы сделаем, чтобы результат был стопроцентный, — сказал Иван, наклоняясь к Людмиле и водя руками над ее головой, словно гипнотизер. — Завтра мой помощник подберет тебе в магазине новую одежду. Как тебе мысль? Потом пойдешь в салон, где с твоим лицом и волосами произойдут поистине волшебные изменения. Затем сделаем профессиональные снимки, и к обеду тысячи мужчин по всему миру будут умирать от любви к тебе.
Людмила сидела, глядя на лица на экране. Широкие лица, глаза, как фары у трактора, как у белуги, расписные матрешки, Светланы, Оксаны, Марины, Татьяны. Людмилы.
— Господи Боже мой! — ткнула она пальцем в экран. — Эта девушка заезжала в наш город. Ее дядя — брат сигнальщика из Зимовников!
— И, — продолжил Иван, проведя пальцем по волосам Людмилы, — только из-за твоей ситуации и дружбы с маленькой Оксанкой, так как ты почти член семьи — по крайней мере, в каком-то смысле ты должна себя так ощущать, — тебе это будет стоить всего три тысячи вонючих рублей.
— Ага, — протянула Людмила с улыбкой, откидываясь на спинку стула и глядя исподлобья на Ивана. — Вот и вылезло шило из мешка!
— Ты на этом минимум в двадцать раз больше заработаешь!
— Тогда, — сказала Людмила, — почему бы тебе не привести сюда мужика и не забрать три тысячи из двадцати, которые он тебе даст?
