Мэт Крауч внезапно ощутил, как его всего охватывает слабость, последние силы враз покинули его. Он устал, устал так, что аж страшно. Он закрыл глаза, вновь настала ночь, голос Старка, монотонно бубнивший в темноте, смутно предвещал недоброе, только не более как бессловесная угроза, пока слух его вдруг не уловил фразу, от которой разом открылись глаза. Помаргивая, он требовательно спросил:
– Что вы только что сказали?
– Это всего лишь предложение, – небрежно ответил Старк. – Но поскольку конференция так неотрывна от функций продажи, представляется целесообразным, чтобы вице-президент по продажам осуществлял общий контроль за содержанием и характером программы. В прошлом… да, притом, какого рода человеком был мистер Макинтайр, и при своеобразном таланте Джадда некоторое нарушение организационной структуры, несомненно, допускалось. Но никакого такого особого положения более не существует.
Обретя новые силы, как по тревоге, президент потребовал:
– Будем говорить откровенно, Старк. Вы к чему клоните? Засадить управление рекламы и продвижения товаров под сектор продаж?
– Это совершенно нормальные отношения, мистер Крауч, такое вы найдете в подавляющем большинстве хорошо управляемых компаний. А в нашем случае это шаг, оправданный не только здравой организацией, но еще и острой необходимостью ситуации. У нас осталось всего пять недель, а работы предстоит непочатый край. Что касается Аллена Талботта, я уже давно считал, что ему вполне можно бы доверить больше…
«Уже давно?»
И вдруг все стало ясно. Да, теперь он понимает, то, как Старк внедрил Талботта в управление рекламы и продвижения товаров, как засадил его дожидаться своего часа, чтобы всадить нож в спину Джадда. Тем же способом, каким Келси свалил Джорджа Уилсона… Мак умирает на автостраде, а Локк уже готов, только того и ждет. «Если бы не вы, Роджер, этого никогда бы не произошло».
Он попробовал вырваться из этого, но круг ничего не выражающих лиц сомкнулся вокруг него, подступая все ближе и ближе, волчья стая обступала старого вожака, рассчитывая, что он уже настолько близок к смерти, что не сможет отбиться. Черт побери, он еще покажет им, кто…
Боль ужалила позади глаз, молнией прошила от виска до виска. Он среагировал сразу же: ужас охватил, несмотря на все годы, которые прошли с тех пор, как он испытывал эту дикую головную боль, гнев вздымался, пока его давление становилось невозможно сдержать, и разрешался взрывом, который он, привыкший все рассматривать с точки зрения механики, всегда представлял себе разрывом бомбы в тонком часовом механизме своего мозга, когда все разлетается, шестеренки сходят с мест, зубчатые передачи разъединяются, главная пружина дико распрямляется, скрежещущий звук не умолкает, стихая только, когда Эмили наконец-то не убеждает, что все вовсе не против него, что его мания преследования ничем не оправдана. Осознание этого было ключом к излечению, медленным тогда процессом, зато теперь оно пришло настолько быстро, что ни один из наблюдающих глаз по ту сторону стола и моргнуть вряд ли успел.
Он сделал глубокий вдох, остужая разум, неспешно обретая уверенность, что способен мыслить четко. Возможно, прошлой ночью он слегка перегнул с паникой, так беспокоился за Джадда, что недооценил силу и возможности, накопленные организацией. Старк был прав. Теперь это большая компания. Может, Джадд немного увлекся с театром одного человека.
– В конце концов, какой альтернативой мы располагаем? – вопрошал Старк. – Джадда нет – это мы должны принять. И при том, что остается всего пять недель.
– Ладно, – перебил Мэт. – Действуйте. Посмотрим, что у вас получится.
Все вскочили, утверждая свою победу, прежде чем она могла уплыть из рук.
– Минуточку, – остановил он Старка уже в дверях, дождавшись, когда остальные вышли. – Это всего лишь временно, только до тех пор, пока Джадд вернется. Это вы, надеюсь, понимаете, а?
– Разумеется, – не моргнув глазом ответил Старк. – Если Джадд вернется тем же человеком, каким он был… в том случае, если данный новый подход окажется менее эффективным… Нет такого организационного решения, которое нельзя было бы повернуть вспять. – Не дожидаясь ответа, он переключился на другое: – По поводу отчета акционерам, полагаю, вам будет интересно узнать, Аллен Талботт утром говорил с типографией. С изменениями не будет никаких трудностей. Они все равно успевают разослать отчет во вторник с вечерней почтой.
Мэт Крауч молчал, надеясь унять Старка, он ничего так не хотел, как того, чтобы его оставили одного.
Однако Старк остался.
– Да, после того как в среду утренние газеты опубликуют подготовленное нами сообщение, я предвижу, что к концу этой недели акции поднимутся до сорока. Возможно, это неплохое время подумать о вторичном предложении части наших акций. Между прочим, Элберт Коу только вчера об этом говорил.
На этот раз молчание свое дело сделало. Старк вышел, звук закрытой им двери стал эхом его уверенного предвидения – еще восемнадцать месяцев назад, – что еще до середины этого года акции подскочат до сорока.
В каком-то подсознательном порыве рука Мэта Крауча потянулась за ручкой и бумагой для записей. С таким же плохо выраженным желанием он аккуратно выписал на листочке «40», выводя цифры так, что они глубоко впечатывались в бумагу… Может, Эмили и права… Может, ему следует уйти на покой. А почему бы и нет? Если он переведет в наличные свой пакет акций сейчас…
Быстро, будто была в том какая-то порочная тайна, он перемножил 167 300 на 40, потом торопливо оторвал листок и поспешно смял его в руке. Однако ответ сохранился у него в уме.
3
Время близилось к полудню, когда Джадд Уайлдер впал в состояние странной эйфории. Теперь он чувствовал себя так, словно после долгого отвесного подъема из какой-то жаркой и влажной тропической низменности он наконец-то выбрался на высокое плато, где воздух был чист и свеж, только странным образом совсем не бодрил.
Не возникало никакого желания вставать с постели. Это само по себе было совершенно необычно, ведь всю жизнь, если не считать редких случаев болезни, ему никогда не удавалось полежать в постели, раз уж он проснулся, – а сейчас, и это вполне определенно, он уже больше не был больным. Несколько раз, желая убедиться, он делал по нескольку вдохов-выдохов, сначала легких, осторожных, потом все глубже и глубже, пока легкие не наполнились настолько, насколько могли вместить воздуха, и при всем при этом в груди не возникало ни малейшего признака боли. Тошнота пропала. Было понятно, что и жара у него никакого нет. Биение сердца, отдававшееся в ушах, когда он лежал на боку, было ровным и сильным.
Он пережил сердечный приступ – и выжил. Должно бы, как ему думалось, появиться нечто вроде ощущения победы, успеха, большой удачи, по крайней мере. Ощущалась же одна только всепроникающая пустота. Разум походил на высохший колодец, вода из которого ушла куда-то в подземную трещину, которая, на миг раскрывшись, тут же закрылась вновь. Хватало терпения ждать: колодец снова наполнится, и вот что было удивительнее всего: он с готовностью отдавался ожиданию.
