— С тобой все в порядке, — послышался спокойный голос. Она открыла свои наполненные страхом глаза и увидела бледное лицо Сэма Эплби, смотревшего на нее сверху вниз с того места, где он лежал на льду возле полыньи, вцепившись в ее руки. — Все нормально. Я держу тебя, — сообщил он, глядя ей прямо в глаза, чтобы придать уверенности. — Сейчас я тебя вытащу, поэтому, когда я скажу «давай», начинай работать ногами изо всех сил, — проинструктировал он ее.
— Я их не чувствую, — всхлипнула она.
— Ничего, ты сможешь. А теперь ДАВАЙ! — Федерика начала энергично брыкать ногами, а Сэм медленно потянул ее из черной дыры. Лед снова зловеще затрещал, но Сэм упорно продолжал тащить, в то время как Федерика продолжала исступленно работать ногами, понимая, что от этого зависит ее жизнь. Наконец она вытянулась на льду, как неуклюжий мокрый тюлень, задыхаясь и плача от перенесенного шока. — А сейчас мы поползем отсюда, хорошо? Нам нельзя идти, понимаешь? — Она кивнула, стуча зубами в не меньшей степени от страха, чем от холода. Сэм обхватил ее рукой, и вместе они стали продвигаться к мерзлой траве. Ее тело так заледенело, что она едва могла двигаться. Казалось, что прошло невероятное количество времени, прежде чем они коснулись твердой почвы. Оказавшись на земле, Сэм, чтобы не терять времени, подхватил Федерику на руки и побежал по саду в дом. Молли и Эстер следовали за ним, как пара испуганных гусят.
Девочки ворвались в гостиную, чтобы сообщить о случившемся своей матери и Элен, а Сэм поднялся по лестнице, громко зовя Беа, няню младших детей, которая находилась в детской, присматривая за Люсьеном, Джои и Хэлом. Увидев в руках Сэма всхлипывающую девочку, она задохнулась от ужаса и отправилась с ними в комнату Молли.
— Что случилось? — закричала она, когда Сэм опустил ребенка на пол.
— Это снова Молли. Тупая девчонка! — с чувством воскликнул он. — Девочка может умереть. Быстро сними с нее одежду, пока она не заработала воспаление легких, — проинструктировал он ее, выходя из комнаты. Элен и Ингрид промчались по лестнице и ворвались в спальню, где Федерика, голая и дрожащая, упала в объятия матери, продолжая рыдать.
— Ты думала тогда о том, что можешь умереть? — спросила Молли позже, когда Федерика отогревалась перед камином в гостиной, обряженная в одежду Эстер.
— Да, я действительно подумала об этом.
— Ты такая храбрая — не побоялась выйти на лед, — восхищенно сказала Эстер. — Получается, ты впервые каталась на льду?
— Да. Но не думаю, что смогу сделать это снова, — ответила она и засмеялась.
— Прости меня, — произнесла Молли и застенчиво улыбнулась, скручивая прядь темно-рыжих волос за ухом.
— Все нормально. Ты ведь не знала, что лед может не выдержать, — вежливо успокоила ее Федерика.
— Как хорошо, что там оказался Сэм, — сказала Эстер.
— Старшие братья тоже могут пригодиться, — засмеялась Молли. — Он проявил себя как герой, — признала она.
— Он вел себя очень храбро и спас мне жизнь, — сказала Федерика, пережевывая печенье и испытывая радостное ощущение при мысли о том, как Сэм нес ее в дом. — А сколько ему лет?
— Пятнадцать, — сообщила Молли. — Мне девять, а Эстер семь, на год больше, чем тебе. У мамочки было два выкидыша между Сэмом и мной, так что нас могло бы быть семеро.
— Мне бы понравилось, если бы нас было семеро, — призналась Эстер.
— Ничего, теперь нас шестеро, — сказала Молли, улыбаясь Федерике.
— О да, так и есть, — с радостью согласилась Эстер. — А теперь давай мы покажем тебе дом, — добавила она, глядя на сестру в ожидании ее одобрения.
Молли кивнула.
— Прихвати кусок торта, и я представлю тебя Мармадюку.
— А кто это — Мармадюк?
— Это скунс, которого мама спасла на прошлой неделе. Он живет в шкафу на чердаке, потому что иногда так воняет, что приходится предоставлять ему отдельные апартаменты.
Элен проследила за тем, как девочки исчезли в дверях гостиной, и ощутила приступ огромной благодарности не только к Сэму, спасшему жизнь Федерики, но и к его сестрам, с готовностью принявшим ее в свою компанию.
— Ваши девочки очень добры, — сказала она Ингрид, которая сидела, покуривая сигарету с элегантным сиреневым мундштуком, одетая в совершенно необычный жакет из лоскутов, выглядевший как стеганое одеяло. Ее волосы спускались с плеч буйными рыжими прядями, а на шее висел большой золотой монокль, который она время от времени подносила к глазам, чтобы лучше видеть. Элен никогда раньше не обращала внимания, что один глаз Ингрид был голубым, а другой — зеленым.
— Молли такая же, как Сэм, — оба они думают, что лучше всех остальных, потому что считают себя очень умными, — сказала Ингрид. — Эстер очень мила, но не слишком сообразительна. Зато она, как и я, хорошо рисует.
— Я глубоко признательна Сэму. Если бы он не оказался там, я даже боюсь думать, что могло случиться.
— Да, бедняжка наверняка могла погибнуть, — спокойно констатировала Ингрид, щелкая зажигалкой, чтобы зажечь сигарету Элен. — Молли всегда заходит на шаг дальше, чем следует. — Она вздохнула. — Мне жаль, что вы разошлись с Рамоном.
— Мне тоже, — сказала Элен, удерживая сигарету дрожащей рукой и вдыхая желанную порцию никотина.
— Понадобится время, прежде чем ты сможешь прийти в себя, но это обязательно произойдет, — подбодрила ее Ингрид, заметив, как сигарета задрожала в руке Элен. — Знаешь, а я помню, как ты сбежала с Рамоном. Ты была так молода. Я ведь старше тебя лет на десять. Я тогда еще подумала, что это необычайно романтично. Он — брюнет и иностранец, а ты блондинка, англичанка. В этом была некая экзотическая прелесть. Меня даже беспокоило, как ты сможешь привыкнуть к жизни на другой стороне света. Это ведь совсем не то, что уехать в Лейчестер, не так ли? — Она рассмеялась, обнажив неровные белые зубы. Когда Иниго много лет назад ухаживал за ней, то говорил, что она напоминает ему прекрасный портрет, криво повешенный на стене. Ей нравилось несовершенство в вещах, и она полагала, что нет ничего скучнее идеала.
— Да, это было экзотично и прекрасно одновременно. Но потом осталась только горечь. Дети опечалены, но я должна заметить, что уже чувствую себя по-другому, — откровенно призналась Элен.
— Дети нуждаются в стабильности — и один из родителей может им ее дать. В сущности двое — это уже экстравагантность, — заметила Ингрид, играя одним из локонов, свисавших с ее шеи. — Я подняла детей практически в одиночку. Для Иниго детьми являются лишь его книги. Мне остается только надеяться, что люди будут их покупать. Честно говоря, они очень занудны, и я не могу одолеть больше одной страницы. Меня вообще никогда не интересовала философия. Я предпочитаю вещи, к которым можно прикоснуться.
— Такие, как животные? — предположила Элен.
— Совершенно верно.
В тот же момент, двигаясь на носочках, появился старик Нуньо.
