– Совершенно верно.
– А если он услышит подозрительный шум в спальне?
– Не услышит.
– А вдруг услышит?
И меня затрясло от одного только предположения, что это все же может произойти.
– Ну, если так, – неопределенно пожал плечами Раффлз, – то, разумеется, неизбежно столкновение, вот и все. Револьвер в «Метрополе» было бы использовать неуместно, так что трость, залитую свинцом, или просто хорошую дубинку я все же с собой прихвачу.
– Как это отвратительно! – воскликнул я. – Сидеть за столом с незнакомым джентльменом, зная, что буквально в соседней комнате ты его обкрадываешь!
– Но две тысячи фунтов каждому! – негромко напомнил Раффлз.
– Клянусь своей душой, что лично я начинаю побаиваться такого мероприятия и в особенности тех поворотов, которые могут произойти в течение этого вечера. На такое я никак не рассчитывал. Еще немного – и я, пожалуй, откажусь от всей этой затеи. Не нужно мне вознаграждения, заработанного таким способом. Слишком уж много от нас требуют.
– Только не ты, Зайчонок. Поверь, иногда мне кажется, что я знаю тебя гораздо лучше, чем ты сам. Впрочем, так оно в действительности и есть. Ты уже не сомневаешься в этом, я надеюсь?
Он надел пальто, не спеша потянулся за своей шляпой, аккуратно поправил ее перед большим зеркалом и вызывающе посмотрел на меня, словно ожидая ответа. Его спокойный вид вернул меня к действительности, и я, наверное, сам немного осмелел, чувствуя, как в меня буквально вливается непонятно откуда взявшиеся храбрость и готовность к действиям.
– И в котором часу я должен появиться перед этим почтенным господином? – отважно выдавил я, хотя душа моя в этот момент кричала и плакала.
– Без четверти восемь. А я чуть позже пришлю телеграмму, в которой объясню, что не смогу, к сожалению, к вам присоединиться. Этот тип просто обожает поболтать, и у тебя не будет никаких сложностей в поддержании разговора. Слушай его байки, поддакивай, но только помни: чтобы не возникало никаких тем о живописи. Отводи его от искусства вообще, лучше сам расскажи что-нибудь интересное, ты ведь это тоже умеешь. Постарайся, от этого многое зависит. Если же у тебя не останется выбора и он чуть ли не насильно потащит тебя в спальню смотреть эту несчастную картину, сообщи ему, что тебе нужно уходить как раз вот в это время и ни минутой позже. Он сегодня надежно упаковал полотно и основательно запер его в футляре. И я не вижу никаких причин, почему он вдруг решит снова все распечатывать. Ну, во всяком случае, не из-за того, чтобы похвастаться и без того всем известным шедевром. Да еще перед первым встречным, извини меня. Ну и раньше, чем он окажется в другом полушарии, он не намеревался этого делать, и в этом он меня также заверил.
– Хорошо. Но когда я от него уйду, где мне найти тебя?
– А я в это время уже буду прохлаждаться в Эшере. Надеюсь успеть на вечерний поезд, который отправляется без пяти десять.
– Да, но я рассчитывал еще встретиться с тобой днем, до моей встречи с этим австралийцем. Разве этого не произойдет? – разволновался я. В этот момент Раффлз уже открывал входную дверь, чтобы удалиться, как я понял, по своим неотложным делам. – Я же еще ничего толком не понял. Я не получил достаточных инструкций! Я могу все провалить! Не бросай меня вот так, не подготовив основательно…
– Увы, мой друг, не имею такой возможности, – вздохнул Раффлз. – Ничего ты не провалишь, не беспокойся. А вот я могу. И только из-за того, что потеряю драгоценное время. И именно сейчас, когда мне нужно уходить. Поверь, у меня запланирована еще масса дел, которые я должен успеть провернуть до вечера. Не ищи меня. И учти – дома меня вечером тоже не окажется. А почему бы тебе самому тоже не последовать за мной в Эшер последним поездом, когда уже все будет закончено? Пожалуй, так будет лучше всего! Ты появляешься – и как раз узнаешь последние новости. Я думаю, что сумею убедить старика Дебенгема подождать твоего прибытия. Ну а потом он с радостью предоставит нам ночлег в своем гостеприимном доме. Клянусь, он не пожалеет для нас обоих уже ничего, если мы только вернем ему его драгоценную картину.
– Вот именно: если вернем! – простонал я, когда Раффлз, легко кивнув мне на прощание, скрылся за дверью. Я остался наедине с собой и нехорошими предчувствиями. Мне было страшно. Так, наверное, чувствует себя дебютант перед выходом на сцену. А моей аудиторией должен был стать совсем не простой зритель!
Рассуждая логически, я понимал, что от меня требуется только безупречно сыграть свою роль. Остальное, самое главное и ответственное, должен был сделать Раффлз. Лишь бы только все прошло гладко и вечно безупречный Раффлз оставался таким же безупречным! Только бы он не поскользнулся, не грохнулся там, в соседней комнате, не нашумел, не сбился с пути, выкрал бы эту картину и так же незаметно, как призрак, исчез из квартиры! Что же касается меня… Мне оставалось только улыбаться и улыбаться, по какой-либо причине и даже без таковой, оставаясь при этом настоящим злодеем. Половина дня у меня ушла на то, чтобы научиться такой улыбке. Я стоял перед зеркалом и кривлялся, как мог. Потом я репетировал возможные речи, которыми осыпал бы своего нового знакомого. Я вспоминал различные истории, подлинные и придуманные, которые могли бы заинтересовать моего собеседника. Я отправился в клуб, раздобыл там огромный том о Квинсленде и его истории и тщательно изучил его, если не весь, то самые замечательные моменты из этой увлекательной книги. И вот наконец наступило назначенное Раффлзом время, семь часов сорок пять минут, и я уже отвешивал приветственный поклон довольно пожилому мужчине с маленькой лысой головой и покатым лбом.
– Значит, вы и есть лучший друг мистера Раффлза? – поинтересовался он, пристально вглядываясь в меня своими крошечными бледными глазками, да так долго, что мне стало не по себе уже с первых минут нашего знакомства. – Вы давно с ним расстались? Где же он сам? Он обещал продемонстрировать мне кое-что занимательное, но у меня пока еще не появлялся.
Я понял, что телеграмма еще не достигла нашего нового знакомого. Итак, мое приключение уже началось и со всеми вытекающими отсюда последствиями. Я заявил, что не видел Раффлза с часу дня. Это была сущая правда, и при этом я старался изо всех сил, чтобы голос мой прозвучал довольно мягко и учтиво, чтобы понравиться хозяину этого дома. И пока мы продолжали вот так стоять в прихожей, в дверь постучали. Это был почтальон с долгожданной телеграммой. Прочитав ее и недовольно нахмурившись, австралиец протянул листок мне.
– Он, понимаете ли, вынужден на время покинуть город! – проворчал старик. – Неожиданно заболел кто-то из его близких родственников! Что у него там еще за родственники такие важные нашлись? Кого из них вы сами знаете?
Я не знал никого и поначалу струсил. Я ведь и понятия не имел, что именно успел насочинять Раффлз о себе этому любителю живописи, а потому боялся ошибиться. Тут же на горизонте замаячила и возможность немедленного разоблачения. Тогда я собрался с духом и выпалил, что никогда не встречался с его родственниками. И снова мне помогло то, что я не соврал, а потому ответ мой прозвучал весьма убедительно.
