— Русской литературы, — поправила его Брук. — И я по-прежнему не понимаю, что здесь плохого.
Так она бросила пробный камень. Это было довольно рискованно, ведь в прошлый раз именно так началась ссора, но Брук должна была проверить правильность своих догадок. Если Дэн попытается малейшую мелочь раздуть в скандал, значит, он искусственно пытается нагнетать обстановку для того, чтобы держать ее на расстоянии.
— По-моему, ничем не хуже, чем твоя дурацкая работа.
— Моя работа вовсе не «дурацкая»! — уже с напряжением в голосе сказал Дэн и выжидающе уставился на Брук, словно ожидая ответного хода.
О, она все-таки оказалась права! Он просто трус, боится, что она попробует навязаться ему.
— Ты мог бы вести себя как нормальный человек, а не пытаться мне досадить, — сухо сказала Брук, и Дэн замер.
— Что это значит? — зловещим тоном поинтересовался он.
— Только то, что, если ты не хочешь со мной общаться, тебе просто достаточно мне сказать об этом, а не хамить! И, кстати, сегодня твоя очередь мыть посуду! — мстительно добавила Брук. Ужасный, закоренелый трус!..
— Но ведь я не ужинал.
— Все равно твоя очередь!
Когда Дэн вымыл посуду и пришел в гостиную, Брук сидела на софе и делала вид, что читает. У нее снова было несчастное лицо, и Дэну почти физически стало больно оттого, он делает Брук несчастной. Коварные слова сожаления застыли на губах. Нет, нельзя проявлять мягкости. Потом станет еще хуже! Дэн включил телевизор и нашел канал, транслирующий футбольный матч. Дэн не слишком жаловал футбол, но уселся основательно и сделал вид, что ему страшно интересно.
— Не мог бы ты сделать звук тише, я читаю, — предельно вежливо спросила Брук.
— Неужели Пушкина? — ехидно осведомился Дэн, и Брук поняла, что даже мойка посуды не остудила его, как она надеялась. Он снова провоцирует ее, пытаясь закончить начатое, то, что не сумел вчера. — Или одну из тех книжонок, которыми завалена твоя квартира?..
— Что? — зловещим тоном поинтересовалась Брук.
— Теперь я знаю, откуда идут эти фантазии. От этого увлечения любовной ересью!
Эти слова оскорбили Брук до глубины души.
На этот раз он слишком далеко зашел! Брук, добрейшее и милейшее существо, охватило бешенство.
— Фантазии? Какие фантазии? Разве ты можешь знать, что у меня в голове и что я на самом деле чувствую? — Внутри Брук словно прорвалась плотина, и глаза Дэна, не ожидавшего столь бурной реакции, невольно расширились. — Как долго ты еще собираешься разыгрывать этот спектакль?! — обвинила она его так гневно, как средневековый инквизитор — еретика.
— Что ты имеешь в виду?
— Твою грубость! Я понять не могу, чем вызвала такое недовольство!
— Черт побери, кажется, я извинился?
— Извинился один раз, нагрубил — десять! Конечно, если тебе так неприятно мое общество, я оставлю тебя наедине с твоим футболом. Только сначала скажу, что думаю о тебе. Ты просто трус, Дэн Хоук!
— Что?
— Не думай, что я ничего не поняла! Ты стал такой после того… того поцелуя. Вот уже два дня ты ведешь себя так, словно грубостью пытаешься отпугнуть меня. Но я не собираюсь на тебя кидаться! Ты… ты ведешь себя так, словно решил наказать меня. Я больше не могу тут оставаться, для меня это невыносимо!
— Брук!
— Я ухожу от тебя! Поселюсь в гостинице или вернусь в ту квартиру! Уж лучше бояться Люка, чем выслушивать оскорбления, которые я ничем не заслужила!
Брук так разошлась, что едва сдержала себя. Она бросилась в комнату, задернув за собой занавеску. Она не рассчитала собственных усилий, и занавеска пролетела с одного края на другой, оставив проем раскрытым. Ей пришлось вернуть и снова рвануть ни в чем не повинную занавеску, после чего окончательно выведенная из себя подобным невезением Брук, претворяя в жизнь свои слова, принялась собирать вещи.
— Брук?
— Не смей сюда заходить, — предупредила она, бросая в сумку вещи и смаргивая слезы, от которых глазам было горячо.
— Я не захожу. — Пауза. — Брук, я только хотел попросить прощения…
— Мне не нужны твои извинения! — Она сделала резкое движение и уронила сумку.
— Могу я узнать, что ты там делаешь?
— Я уже сказала, что ухожу. Я собираю вещи.
— Не думаю, что это хорошая идея.
— А мне все равно, что ты думаешь.
— Правда?
Брук обернулась, чтобы послать его ко всем чертям, но обнаружила, что Дэн все-таки отодвинул занавеску.
— Я же сказала… — начала Брук, но Дэн шагнул вперед и обнял ее.
Брук не ожидала такого хода и в смятении замолчала. Шок продолжался всего несколько секунд, а потом она разозлилась еще сильнее. Неужели он думает, что достаточно просто облапить ее и она тут же все забудет? А потом он снова решит проделать этот фокус и снова причинит ей боль?
— Если ты думаешь, что я немедленно успокоюсь…
— Я вовсе так не думаю.
На губах Дэна блуждала странная полуулыбка. Кажется, совершенно нет поводов для веселья: они снова поругались. Неужели это доставило ему удовольствие?
— Ты…
— Подожди. — Он хотел держать ее на расстоянии, но вместо этого все получилось с точностью до наоборот! — Брук, я не хочу, чтобы ты уходила. Пожалуйста, извини, что я…
— Что ты был самым отъявленным грубияном, — подсказала она, и Дэн покорно повторил эти слова.
А потом он поцеловал Брук. Очень дружеским поцелуем!
17
Примирение не принесло Брук удовлетворения. Напряжение никуда не ушло, оно теперь копилось внутри, разъедая, как самая ядовитая кислота. Дэн больше не грубил, но и прежняя легкость отношений не вернулась. Дэн просто превратился в бесчувственного истукана: ровный голос, безличный взгляд. Впрочем, Дэн все равно приходил поздно вечером. Вот и сегодня он пришел почти в одиннадцать, да еще и не один, а с тем самым светловолосым французом, который в свое время вызвал у Брук неприязнь. Светловолосый делал вид, что помогает Дэну донести пакеты с покупками.
— Добрый вечер, мадемуазель, — проворковал он и слегка наклонил голову.
— Брук, это Жак. Жак, это Брук… — представил их Дэн.
— Очень приятно.
— Мне тоже, — скрепя сердце сказал Брук.
Жак, прекрасно ориентируясь в квартире Дэна, прошел на кухню, поставил пакеты и вернулся к входной двери, где все еще стояла Брук.
— Мне пора. Было приятно познакомиться, Брук… — Уже переступив порог, Жак обернулся и что-то вполголоса сказал Дэну, вышедшему его провожать.
— Что он сказал?
