Господи, это и есть методы того самого спасения? До чего он дошел?! Но внутри бурлило и требовало выхода недовольство, а смутная тревога и ощущение «ловушки» заставляли его произносить эту ложь.
— Прости, больше этого не повторится, — ровным голосом сказала Брук.
Дэн метнул на нее непонятный взгляд, сунул ей в руки спицы и удалился, а Брук задумчиво присела на стул. Она отлично помнила, что спицы лежали на столике, но зачем Дэну снова раздувать потухший пожар и обвинять ее в том, чего она не совершала? Ответ лежал на поверхности, но легче от этого Брук не стало. Именно из-за этого Дэн позволял себе грубость и гнев…
Вот она, эта граница. А Брук ее не увидела и все-таки перешагнула, нарушив суверенитет Дэна и все принятые конвенции и договора иже с ним. Где-то в глубине души она всегда знала, что именно так и будет. Брук рассеянно отложила свое вязанье и поднялась.
И что теперь? — спросила она у себя. Неужели оставшиеся дни мы вот так и проведем, утопая во враждебности?
Она пошла к Дэну. Он сидел на софе, откинув голову на спинку и закрыв глаза, и у Брук мгновенно пересохло во рту, а все слова вылетели из головы.
— Что ты так на меня смотришь? — недружелюбно проскрипел он, открывая глаза и выпрямляясь.
Брук едва не просветила его насчет невозможности принадлежности Дэна Хоука к героям-любовникам. К счастью, она вовремя опомнилась.
— Вы стали не слишком дружелюбны, детектив Хоук.
— Моя дружелюбность отправилась в отпуск!
— Очень жаль! Однако, несмотря на отсутствие оной, я все-таки осмелюсь предложить вам закончить ужин.
— Вы очень любезны, но мне что-то не хочется.
— Конечно, я очень любезна, а на кухне вас ожидает довольно съедобный бисквит.
— Позвольте дать вам совет, мадемуазель Стилер: впредь не испытывайте пределы моего терпения, — проронил Дэн, игнорируя информацию о ждущем его на кухне бисквите.
— А то ваша сдержанность отправится вслед за галантностью? — осведомилась Брук, не сумев сдержать собственный язык.
— Вот именно, — нахмурившись, ответил он.
— По-моему, вам нужно отправиться вслед за ними и подлечить собственные нервы, — дала свой дельный совет Брук и увидела, как брови Дэна полезли вверх от такой наглости.
Его взгляд стал жгучим и неумолимым, он буквально пронзил насквозь, и Брук лишь усилием воли не съежилась. Сейчас ей было трудно даже представить, что взгляд этого мужчины может выражать что-то помимо острого холода, злости или усталого сожаления, но Брук ведь знала, что может!
— С моими нервами все в порядке. А вот у вас, мадемуазель, с этим, кажется, проблемы! — произнес Дэн совсем другим голосом, и его взгляд потух.
А Брук неожиданно ощутила муки совести. Если бы он продолжил обмен колкостями, все было бы по-другому, но сейчас Дэн показался ей совершенно изможденным. Словно лимон, из которого выжали все соки. Господи, какая она глупая. Он такой усталый. И несчастный, а она затевает глупый разговор, который только добавляет масла в огонь его недовольства и провоцирует его на грубость и на ссору.
— Прости… Я… Я не хотела говорить это.
— Слишком быстро сдаешь завоеванные позиции.
— У нас разве война? — тихо спросила Брук.
Дэн молчал. Его раздирали противоречия. Брук была то милой и игривой, то колкой, как ежик, то нежной и беспомощной. Он же всего лишь полицейский, которому она доверила свою жизнь и безопасность. И он хотел ее, несмотря ни на что… Дэн взглянул на лицо Брук, которая сейчас показалась ему совершенно несчастной. Господи, где взять сил, чтобы противостоять самому себе? Внутренняя борьба изматывала так, как не могли измотать сутки работы.
— Это ты меня извини, что сорвался.
— Ладно, забыли. Так как же бисквит? Он удался. Месье Хоук, вы будете бисквит? — почти официальным тоном спросила Брук и тут же подумала, что Дэн захочет продолжить войну и ответит, что лучше умрет с голоду, чем согласится отведать ее бисквит.
Но ведь это не какой-то там роман, где бушуют совсем другие, книжные чувства, и умирать от голода, лишь бы ей напакостить, Дэну вряд ли захочется.
— Буду, — отозвался он.
Дэн принял оливковую ветвь мира. То есть ореховый бисквит мира.
Следующий день был похож на предыдущий. Все шесть дней, как братья-близнецы, за исключением того, что теперь у Брук стали сдавать нервы. Все утро, пока не было Дэна, она думала о том, что происходит. Иногда Брук кидалась из крайности в крайность: от решения немедленно уехать, пока его нет, до того что она при его появлении закатит слезливую истерику и потребует все прекратить.
Потом она попыталась разобраться в себе, в собственных чувствах и достигла определенных успехов, хотя до полного самоанализа было еще далеко.
Дэн нужен ей — к такому невероятному выводу пришла Брук. Она даже не могла на него долго сердиться. Не могла и все! С того мгновения, как он привез ее в свой дом и заявил, что теперь Брук под его охраной, что-то мгновенно и бесповоротно изменилось. Он перестал быть просто посторонним, абсолютно чужим человеком. С того самого мгновения он стал причастен к ее судьбе, к ее чувствам. Он стал причастен к Брук. Это было не слишком приятное открытие — пугающее и тревожное. Брук взглянула на софу, где спал Дэн. А может, это случилось гораздо раньше, как только она увидела его… А может, они оба шли к этой встрече всю жизнь?
За эту неделю она узнала о нем столько всего, что становилось даже страшно. Она знала, что Дэн всегда с утра недоволен жизнью, что он обожает выпечку и что у него есть дурацкая привычка комом бросать мокрое полотенце в ванной. Иногда она наперед угадывала, что он сделает, или скажет, или какова будет его реакция на что-то…
Господи, она знала, как он пахнет, как дышит, как двигается, как растягивает слова, когда ехидничает, как улыбается и как у него темнеют глаза, когда он целует ее… Все! Стоп! Это воспоминание было совсем лишним. Брук вовсе не заказывала такие знания, она их не хотела. Просто все так получилось и с этим нужно смириться… О господи, кого она обманывает! От его поцелуев и прикосновений в ней пробуждался такой вулкан, что ей самой становилось страшно. И хуже всего то, что в эти моменты она абсолютно не могла контролировать себя. Интересно, у Дэна с Нади все происходило точно так же? Боже, о чем она только думает? Она не хочет, не желает не только это знать, но даже думать об этом. Брук обхватила голову ладонями и помотала из стороны в сторону. Хорошо, хоть Дэн ее сейчас не видит, а то он бы решил, то она немножко двинулась от долгого сидения в его квартире!
Дэн снова припозднился, но, кажется, у него это вошло в привычку. Потом отказался от ужина, сказав, что сыт. Вот это было что-то новенькое.
— Ты посвящаешь своей работе слишком много времени, — разочарованно заметила Брук.
— Лучше это, чем посвятить жизнь изучению литературы гвинейского племени…
