– Знаешь, что я предположу? Ты еще недостаточно окрепла. – Она кивает, соглашаясь со своими доводами. – Да, именно так. Теперь все понятно, ты пока не готова.
– И что мне делать?
– Нужно… Как я говорила, знание должно прийти изнутри. Трудно объяснить, но если в душе царит покой, то у тебя хватит сил спуститься на землю. Тебе что-то мешает, какое-то препятствие. Душа еще не достигла равновесия.
– Как же мне найти равновесие?
– Попробуй сегодня еще раз. Ни о чем не думай. Постарайся забыть об эссе, Адаме, экзамене на право остаться на седьмом небе. Если сможешь, забудь обо всем. Возможно, тогда у тебя получится.
– Ладно, попробую.
Алиса садится в машину и включает зажигание. Задумывается и опускает окно.
– Но если не поможет, предположу лишь, что ты пока не готова к встрече с родителями. Может, тебе нужно разобраться в себе, прежде чем пытаться помочь им.
– Возможно, – медленно киваю я.
– Попробуй, и расскажешь, что получилось. Если опять не сумеешь поговорить с ними, значит еще рано.
– Ладно. И спасибо еще раз.
– А если все же доберешься до матери, передай ей, что в раю мой гардероб ломится от нижних юбок. Пусть завидует.
– Хорошо. – Мы обе даем волю смеху. – Обязательно передам.
Я лежу в гостевой спальне бабушки и пытаюсь заснуть. История с кринолинами не дает мне покоя. Впервые в жизни я осознаю, что мама может быть неправа. Когда настанет ее черед отправиться на небеса, происшествие с нижними юбками снова всплывет на свет по старой памяти. Куда могла деться та пара, которую мать, по ее словам, оставила в комоде?
«Что-то с маминой версией не то, – думаю я, закрывая глаза. – При встрече первым делом спрошу об Алисиных юбках».
Странно, но меня утешает мысль, что когда-нибудь мы снова все будем вместе.
В бабушкином доме все пронизано покоем. Океан (хотя кто знает, что за водоем раскинулся рядом с поместьем) лениво катит тихие волны; шум прибоя убаюкивает. Почему я не намечтала себе домик у моря?
Маме бы понравился сегодняшний вечер. Временами мелькает чувство, что не хватает только ее.
Без всякого предупреждения перед глазами возникает отчий дом. Бог ты мой, у меня получается!
Внутри темно. Должно быть, родители спят. Я стою у двери их комнаты, снаружи. Надо сосредоточиться, ни о чем не думать. Деревянный пол холодит босые ноги; я вхожу в спальню. О господи, я прорвалась через барьер! Только бы не спугнуть удачу. Не позволяй мыслям разбегаться.
Родители спят. Я их вижу! Отец лежит на своей половине кровати под одеялом. Мать в белом атласном халате с алыми розами свернулась поверх покрывала. Наверное, прилегла и уснула, не успев забраться под одеяло. Она часто так делает. На столике рядом с кроватью пузырьки с лекарствами и стакан воды. Может, она простудилась? Рядом стоит моя школьная выпускная фотография. Зачем она здесь? Я ненавижу этот снимок. Только сейчас замечаю на матери розовые тапочки с кроличьими ушками. Где она их откопала?
Даже во сне мама выглядит грустной. Я хочу ее обнять. Хотя бы коснуться.
Медленно подхожу к кровати, протягиваю руку и кладу ей на плечо. Во сне она накрывает мою ладонь своей.
– Мам? – шепотом зову я.
– Алекс!
Мать с криком просыпается.
От неожиданности я дергаюсь и оказываюсь в гостевой спальне бабушки.
Ну вот, доигралась. Теперь я расстроила мать еще сильнее, а ей и так нелегко после моей смерти.
Надо вернуться и успокоить ее. Она должна знать, что у меня все хорошо.
– Сосредоточься, – шепотом приказываю я.
Не получается. Я не могу спуститься на землю.
Но самое главное, я прорвалась. У меня получается.
– Соберись с силами.
Про себя я молюсь, чтобы мать услышала.
– Я хочу поговорить с тобой, – добавляю на всякий случай шепотом.
Внезапно тишину разрывают рыдания.
– Клянусь, она только что была здесь.
Как странно, я ее не вижу. Почему я не могу ее увидеть?
– Все хорошо, – доносится голос отца. – Это просто сон.
– Нет, я здесь! – кричу я про себя в полной темноте. – Я рядом, у меня все хорошо!
– Постарайся заснуть, дорогая. Примешь еще таблетку? Она поможет тебе успокоиться.
– Нет, Билл, я не хочу принимать таблетку. Клянусь, я слышала, как наша дочь зовет меня. Билл, она положила руку на плечо. Алекс была тут! – плачет мать.
– Это сон, – шепчет отец, пытаясь ее успокоить. – Очень хороший сон, но не более.
Я больше не могу выносить перешептывания в темноте, вскакиваю и бегу в спальню бабушки.
– Бабушка? – трясу ее за плечо.
– Что случилось, милая?
– Можно я посплю сегодня с вами?
– Конечно, солнышко. – Она двигается, освобождая место. – Что случилось?
Я не хочу ее расстраивать, так что приходится соврать.
– Матрас в гостевой весь в комках.
– Залезай.
Я ложусь рядом, и бабушка обнимает меня.
– Утром призову новый матрас, – шепчет она и засыпает.
Впервые в жизни (и смерти) я рада, что бабушка храпит. Когда в детстве я оставалась у нее ночевать, храп ужасно мешал заснуть. Но сейчас он действует лучше любого успокоительного.
Из головы исчезают голоса родителей. Надеюсь, отцу удалось утешить маму и уложить ее спать.
Дело вот в чем. Вы можете представить, что прожили день и ни разу не услышали вопроса: «Как дела?» Мы постоянно задаем его, независимо от интереса к собеседнику. Вопрос настолько обыден и привычен, что в большинстве случаев его воспринимают как должное. Например, в газетном киоске продавец спросит: «Как дела?» – и вы ответите: «Хорошо, спасибо. Сколько стоит „Ас уикли?“». При встрече с друзьями и родными мы, как правило, знаем, что у них все в порядке, – созванивались пару недель назад или даже вчера. Так что можно предположить, что в перерыве не случилось никаких катастроф, а шестое чувство подсказывает, что вряд ли они выиграли в лотерею крупную сумму. И все же мы постоянно спрашиваем: «Как дела?»
А теперь лишите человека возможности задать этот вопрос. Отберите телефон, интернет и почту. Представьте, что под рукой нет адреса, номера телефона и доступа в «Гугл» и вы не можете выяснить, что случилось с родными и друзьями. Только представьте. Подумайте о человеке, которого любите всем сердцем, – и вдруг в один прекрасный день он исчезает или, в моем случае, умирает.
Понимаете, насколько родителям важно задать мне один-единственный вопрос: «Как ты?»
Мне необходимо их успокоить. Достаточно пары слов: «У меня все хорошо», чтобы у отца с матерью камень упал с души.
