Джеху потратил большую часть своего Капитала на покупку Руфи. Порой он задавал себе вопрос, а не следовало ли предложить меньшую цену тогда.
– А сколько я для тебя стою? – спрашивала она.
– Я ничего не хотел этим сказать. Деньги делают деньги, если ими правильно пользоваться.
– Никогда не видела, чтобы деньги что-то делали. Вот эта монетка, она просто лежит, и всё. Эй, монетка, а ну-ка поднимись и вымети пол. Не можешь? Никак? Похоже, придётся подмести самой.
– Капитал, – поучал Джеху, – делает человека свободным. У меня был такой Капитал, что мы могли есть мясо каждый день. Но он был потрачен на то, чтобы ты оказалась здесь.
– И вот я здесь, – со смехом ответила Руфь, взбираясь к нему на колени.
Руфь нашла работу торговкой на рынке. Она забыла языки, на которых говорила в детстве, но торговаться не разучилась.
Когда она отдала свой скромный заработок Джеху, он сказал:
– Будем притворяться, что ты моя служанка, но мы же оба знаем, кто кому подчиняется, правда?
Свободные светлокожие мулаты предпочитали ходить на службу вместе с белыми в епископальную церковь Святого Филиппа. Вступление в их сообщество, называвшееся Братством Коричневых[26], стоило пятьдесят долларов, и они, как и белые, платили налоги. Некоторые держали прислугу; самые богатые из них владели дюжиной рабов.
Джеху и Руфь, подобно большинству цветных, посещали Африканскую методистскую епископальную церковь на Кау-элли, расположенную на северном краю города. Это было большое новое здание, побеленное изнутри и снаружи; и лучше было не прислоняться к стенам, поскольку сквозь побелку проступала смола – сосновые доски были свежими. Внутри стояли скамейки без спинок и простая, ничем не украшенная кафедра, но парадная дверь из лучшего вишнёвого дерева, сработанная Джеху Гленом, была очень хороша, и священник, преподобный Моррис Браун, собственноручно открывал и закрывал её большим железным ключом.
Отец Браун был свободным цветным и раньше служил сапожником, пока не услышал призыв Господа, в связи с чем отправился на север в Филадельфию, чтобы вразумиться и принять сан. Его дела пошли в гору. В процветающей церкви Брауна женили, отпевали, отпускали грехи, а также предлагали занятия по изучению Библии слугам, которые не умели читать, и уроки в воскресной школе их детям.
Основанная свободными цветными, хорошо известными в городе ремесленниками, Африканская церковь явственно держалась такой позиции, что негры могут преуспеть в этом мире и стать равными белым в ином.
Африканская церковь была единственным местом в Низинах, где цветные могли собираться без белых, с единственной дверью, которую они могли закрыть за собой. Братство Коричневых и церковь на Кау-элли представляли собой два полюса в преуспевающем портовом городе с населением в двадцать три тысячи человек.
Подруга Руфи из прихода, Перл, шутила:
– У тебя есть всё, что пожелаешь, и большая часть того, чего я хотела бы тоже.
В этих словах была доля истины. Личико у Перл было таким маленьким, что умещалось за носовым платком, а фигура плоская, как у мальчишки. Она родилась на плантации Раванелей, «когда там выращивали индиго, пока его не сменил рис», и дочь домашней прислуги сама стала служанкой.
– Миссас Раванель не любит город, – рассказывала Перл Руфи. – А полковник Раванель – да. Поэтому мы в основном в городе. Полковник Раванель знаменит своими лошадьми!
Миссас Раванель нужна была няня для маленькой Пенни, но она не хотела покупать прислугу.
– А вдруг она окажется нехороша? – рассказывала Перл. – Не такой хорошей нянюшкой, как будут расхваливать на невольничьем рынке? Вдруг миссас купит няню, которая будет говорить, что всё умеет, а на самом деле ничего, что тогда делать? Придётся её продать, а с кем в это время будет мисс Пенни?
– А почему ты не нянчишь?
– Потому что детей не люблю. С ними столько хлопот!
– А мне зачем рассказываешь?
– Потому что миссас Раванель ищет, где бы нанять няню. Она готова нанять любую, даже без опыта, главное, не связываться с покупкой. Ты раньше не работала няней?
Руфь рассмеялась:
– Я была нянюшкой Руфью, прежде чем стать миссас Глен.
– Ты ещё не миссас Глен, – захихикала Перл. – Ты живёшь во грехе.
– Пока что, – поправила Руфь.
Фрэнсис Раванель наняла Руфь по рекомендации Перл. Пенелопа – Пенни – Раванель была сущей егозой двух лет от роду, но Руфь привязалась к ребёнку.
– Мы с тобой похожи, милая. Не слушаем никого, кроме себя, – говорила ей Руфь.
Сказанное не вполне соответствовало действительности в отношении Руфи, но насчёт мисс Пенни это было абсолютной правдой.
Джеху был не совсем доволен новой должностью Руфи.
– Ты опять прислуживаешь!
– Когда есть заказы, день приносит тебе два доллара. Миссас Раванель платит мне пятьдесят центов. Если есть, как и раньше, и платить за жилье, не покупать ни виски, ни табака… – Она умолкла.
– Продолжай.
– Мы можем жить на моё жалованье, а твой заработок будет Капиталом.
– А пожертвования на церковь?
– Пять центов каждое воскресенье.
– Я подумаю над этим.
Но Руфь поняла, что он уже решил согласиться.
Полковник Раванель под командованием Эндрю Джексона участвовал в битве при Хорсшу-Бенд[27]и хотя и не скрывал своих наград, но никогда ими не кичился. Большая часть плантаторов Низин избежали призыва, а Джеку, как одному из немногих героев, предлагали стать законодателем.
Он со смехом отверг это предложение:
– Вы же не хотите иметь сенатора, который прекрасно разбирается только в лошадях. Его может занести.
Когда губернатор Беннет лично обратился к нему, полковник Джек ответил прямо:
– Мы резали индейцев, как каких-нибудь свиней на бойне. Не думаю, что резня дарует умение составлять законы.
Жене Раванеля, Фрэнсис, часто приходилось сдерживать острого на язык, вспыльчивого полковника, и Джеймс Петигрю заметил по этому поводу:
– Как жаль, что Фрэнсис не может баллотироваться в сенат вместо Джека.
Его фраза стала популярна в светских кругах.
Отказ Джека и презрительное отношение к «резне» испортили репутацию, которую он приобрёл благодаря своему героизму, и больше ему не предлагали баллотироваться.
