Единственное стоящее определение «необходимого» дал великий Адам Смит. В его «Исследовании о природе и причинах богатства народов» (3776) написано следующее: «Я вынужден признать, что порядочному человеку даже из низших слоев не пристало жить не только без предметов потребления, объективно необходимых для поддержания жизни, но и без соблюдения любого обычая, принятого в его стране: строго говоря, льняная рубашка не является жизненной необходимостью, но сегодня порядочный работник не появится без нее на людях».
В 1966 году льняной рубашке соответствовал радиоприемник, в 1986-м — телевизор. А что будет соответствовать ей в 2006-м? Льняная рубашка Смита — тот товар, который не требуется для физического выживания, но помогает человеку не чувствовать себя изгоем в своей социальной среде. Индийский экономист, лауреат Нобелевской премии Амартья К. Сен, основываясь на смитовском примере, утверждает, что бедность и богатство не столько зависят от материального дохода, сколько от социальной среды. Не сытный обед и мягкая постель определяют богатство человека, а возможность считаться признанным членом общества. И беден тот, кто лишен такой возможности.
Немецкий закон о социальной помощи, принятый бундестагом в 1961 году, был прогрессивным в том, что на двадцать лет предвосхитил данное Сеном определение бедности. Согласно этому закону, государственная поддержка — не милостыня нищим, а подтверждение права на общественную жизнь. Первый параграф закона гласит: «Социальная помощь призвана обеспечить ее получателю жизнь, достойную человека». Это значит, что государство обязуется снабдить граждан не только товарами, необходимыми для выживания, но и теми товарами, без которых жизнь в обществе невозможна.
Решающим фактором, вне зависимости от вопроса о «необходимом», является существование вещей, определяющих социальный статус человека. Не надо думать, что деление общества на слои вовсе исчезло из нашего сознания. Каждому хочется, чтобы его признали другие. Хорошо, правда, что со временем вещи и поступки, обеспечивающие чужое признание, меняются. В античной Спарте, например, авторитетом в обществе пользовалась сила тренированного воина, а все остальное считалось несущественным. К концу XIX века, когда буржуазия окончательно освободилась от власти бывших феодалов, признания добивались те, кто подражал жизни свергнутой социальной верхушки, строил себе просторные дома и путешествовал по дальним странам. Обедневшие аристократы продавали свои особняки, и в них открывались роскошные отели.
Сегодня, сто лет спустя, происходит новое преобразование общества. Его легко заметить, если взглянуть на людей, летающих первым, бизнес- и экономическим классом. Впереди обычно сидят ярко накрашенные дамы, с ног до головы одетые от «Версаче». За ними располагаются мужчины в просторных пиджаках от «Босса», с которыми стюардессы обходятся запросто, позволяя себе пренебрежительное отношение к пассажирам не первого класса. Люди, которые хотя бы отчасти умеют соблюдать приличия, встречаются лишь в эконом-классе. И хотя только некоторых из них можно назвать «элегантными» в старомодном смысле слова, все они выгодно отличаются от двух сидящих впереди классов тем, что менее вульгарны.
Знаменитая законодательница мод Эльза Скьяпарелли сказала однажды: «Истинная роскошь заключается не в богатстве и не в вычурности стиля, а в отсутствии вульгарности». Вульгарно же все, что источает запах денег. Не замечают этого только нувориши. Никто не станет восторгаться стилем Оливера Кана, хотя он ходит с сумкой от «Луи Вюиттона», носит одежду от модных кутюрье, а приезжая на отдых в Дубай, останавливается в пятизвездочном отеле «The Palace at the One & Only Mirage». Чтобы представить себе, как сегодня выглядит вульгарность, достаточно вспомнить английского футболиста Уэйна Руни и его суженую Коллин Маклафлин. По случаю помолвки Руни подарил Коллин бриллиантовое кольцо ценой в 40000 евро, к тому же она носит часы «ролекс» за 30 000 евро и одевается у «Миссони». Так как в Манчестере редко выглядывает солнце, а Коллин нравится быть загорелой, то она пользуется самым дорогим спрей-автозагаром «Сен-Тропе» ценой 120 евро за бутылочку. За покупками Уэйн и Коллин отправляются на полноприводном «кадиллаке эскалада» или «крайслере ЗООС V8». Отсутствием вульгарности, то есть настоящей роскошью, сегодня отличается только нижний слой налогоплательщиков, у которого деньги появились не вчера, и его представителям хватает вкуса, чтобы избежать показухи.
То, что приносит настоящее наслаждение, купить нельзя. Потерю предмета настоящей роскоши не в силах восполнить ни одна страховая компания в мире. Написанное от руки письмо. Неповторимый экслибрис. Цветы из сада пожилой дамы, которая иногда позволяет вам собрать у нее букет. Духи, которые вы смешали сами, а не купили в парфюмерном магазине. Работа, выполненная мастером по его собственному эскизу. Прогулка в парке под легкое похрустывание снега. Купание в озере жарким летним днем. Вино, замурованное для вас вашим отцом в день его пятидесятилетия. Роскошь, как пишет мой друг Карл Ласло в своей книге «Воззвание к роскоши» (I960), это «обладание тем, чем хочется обладать, и отказ от того, чем обладать нужно». Серийная продукция, ночь в номере люкс, дорогая машина — все, что покупается и продается, не может быть роскошью по определению.
Бедные богачи, которые до сих пор не поняли, что излишек благосостояния не только обременителен и скучен, но и давным-давно вышел из моды, даже не вызывают нашего сострадания. А вот стильные бедняки принадлежат к авангарду, ведь в скором времени все мы, без исключения, станем куда беднее. И чем быстрее мы научимся относиться к этому спокойно, не теряя свой стиль, тем меньше у нас будет лишних забот. Богатыми останутся только те, чьи потребности неподвластны деньгам, потому что утрата материального богатства, к счастью, никак не влияет на богатство духовное.
То, что придает нашей жизни смысл, не зависит от уменьшения средств на банковском счету. Например, внутренняя свобода совершенно не связана с материальным достатком. Начитанность. Вежливость. Мой дядя, родители которого потеряли состояние после войны, сделал карьеру в отельном бизнесе. Начинал он официантом, а в один прекрасный день стал директором отеля. Единственное, что в его жизни не менялось, — это поражавшая меня исключительная вежливость. Однажды дядя позвал к себе на ужин гостей. Гостям, среди которых был австралиец, не знавший европейских обычаев, подали спаржу. Рядом с тарелками стояли маленькие плошки с водой и лежали лимонные дольки. Разумеется, они предназначались для мытья пальцев после еды. Австралиец же этого не знал и выпил воду из плошки, вызвав у присутствующих неодобрительное покачивание головой. Дядя отреагировал мгновенно: он тоже взял и выпил воду, чтобы гость не почувствовал своей оплошности.
Вежливость, обходительность, дружелюбие, готовность прийти на помощь, все те добродетели, которые у крашают жизнь, можно совершенствовать до бесконечности, и они ни в коей мере не зависят от материального достатка. Если нравственные законы устанавливают жесткие рамки, предписывая «делай так и никак иначе», то добродетели имеют неоспоримое преимущество: у них нет границ. Нельзя слишком сильно любить, верить или надеяться. Быть слишком умным, храбрым, справедливым или воздержанным. В трудные времена богатство приобретается именно добродетелями.
