Первое, что его поразило, — это очередь на паром в Ханькоу, как километровая змея она тянулась вдоль набережной… Второе — сам паром. Мало того что он стал ярко-красным. Паром весь трепетал флагами, а в самом его центре, как гигантский застывший парус, красовался портрет Председателя Мао. Ветер был вождю нипочем — так хорошо его закрепили…
А в остальном все было нормально, даже велосипедисты уже разъезжали свободно… Васильков не спешил спускаться на набережную, полюбовался на свежую зелень только что распустившихся кустов, с виду напоминающих сирень… заметил, что подстригли конусом можжевельник, растущий вдоль аллеи, а возле скамеек поставили кадки с цветущими деревцами… ну вот и весна. Закатное солнце все еще пригревало. Он решил немного посидеть, чтобы отдохнули отвыкшие от ходьбы ноги, но тут же почувствовал неладное — каменные скамейки все еще прятали зимний холод, лучше уж найти деревянную…
Нет, правильно он оделся, на набережной совсем не жарко, так, где тут у них… странно, раньше всегда где-то здесь были спиннинги… по-хорошему, надо было заставить Щупина, сломал — так будь добр, покупай новый… сам виноват, нечего было давать снасти кому попало… Сколько же тут всякой дряни… и главное, с каким убеждением! Хоть в честь праздника не хватали бы за одежду… надо было дойти до универмага, далековато, конечно… Черт, похоже, нету сегодня спиннингов… а удочку он и сам сделает, даже лучше… надо только купить леску, крючки и грузила… Неужели?! Он не верит своим глазам, это же… старик Сяо Юй! Торгуется с продавцом шкур… а эти двое… ну да, художник и этот их актер высоченный… похоже, закупают реквизит…
— Ваньшан хао!
— Ни хао, ни хао!
— Ни го дэ хао ма?
— Хай кэй… Хэнь гаосин цзяндао ни! Мафань, шаодэн йся, во яо май…
— Дуй, данжань![33]
Конечно он подождет, даже забавно посмотреть, как старик сцепился со шкурником… они что, все до единой решили купить? Ну надо же… как они их, интересно, потащат… А если старик думает и его приспособить? Похоже, надо сматываться…
— Дуйбуци, хэнь ихань, во цзюэдэ бу шуфу… Цзай цзянь!
— Бу, бу! Цйн юньсюй во яоцйн ни дао цзюйюань…[34]
Ну вот, он как чувствовал… какой еще театр? Старик увлекал его вниз, к пристани, правда, на помощь явно не рассчитывал — те двое уже бодро шагали далеко впереди, взвалив на спины огромнейшие тюки…
Все так же цепко держась за его локоть, Сяо вдруг выхватил из груды какого-то хлама старые весы и стал торговаться… но цена его возмутила, и он с ходу переключился на гнутый медный таз соседнего торговца. Купив за десять фыней таз и потрепанное ципао[35], старик довольно подмигнул Василькову:
— Дяоюй?
— Ши… Во сйхуань дяоюй[36].
Ну да… он и забыл про висящий на шее моток лески… Все-таки со стариком у него хорошо получается… как-то четко тот произносит слова, и даже если попадается непонятное слово, то общий смысл… Сян-цзэ? Он говорит ему что-то про Сян-цзэ… странно. Она должна скоро прийти в театр посмотреть репетицию? Он что-то путает, ее же забрали украшать зал заседаний…
Хм, старик уверяет, что он недавно встретил ее в Ханькоу… что спектакля сегодня не будет… но будет репетиция и она зайдет посмотреть… Он уверен? Ни цюэсинь ма? Вроде уверен… Чего? Ну да, кашель у меня, кэсоу, кэсоу! Ши!.. Чжи кэсоудэ яо? Не понял… А, у него там есть какое-то лекарство… нет уж, хватит с меня, спасибо… Сесе, Сяо Юй, сесе нинь! Не могу. Завтра иду на работу, во цзай! На ра-бо-ту… А куда он машет? А, понятно… у них там какой-то катерок или баржа… нет, вроде катерок… что?.. Говорит, что на нем можно будет вернуться назад в Учан… вместе с Сян-цзэ… а в котором часу, интересно? Что значит «да»? Ши, ши! Да вижу я, что паром перегружен сегодня… Хотя какая разница, за деньги всегда можно кого-то найти, не проблема… Опять он дадакает… Что «да»? Не понимаю, о чем он…
— Ши?! Во бу минбай… А, ши! В смысле в десять вечера… Ну ладно тогда… Во туньи![37]
_____
В жизни Юнь-цяо не красотка, конечно… но на сцене ничего, смотрится. Плачет вполне натурально… и голосок довольно приятный… Странно… да нет, она не такая уж чурка, Сян-цзэ явно преувеличивает… я не знаток, конечно, но даже в сравнении с этой, второй… вполне. Сзади ему послышалось какое-то движение, обернулся — нет, не она… Может быть, Сяо Юй все-таки ошибся? Что-то перепутал… Но если она сама заходила в театр… странно. Надо подождать еще полчаса и домой… доберется и без катера как-нибудь… а то глупо — вдруг Сян-цзэ это ляпнула, чтоб отвязаться от старика? На нее не похоже, но мало ли… завтра выходить на работу, а он тут расселся, сейчас еще и заснет, чего доброго… А эта настойка действительно хороша, горло прямо отдыхает… не то что наши микстуры, толку от них…
За ходом репетиции Васильков наблюдал из третьего ряда, ему нужно было сразу сесть ближе к выходу, а теперь неудобно… он поминутно поворачивал голову к двери, да нет, уже посекундно… потому что хотел первым увидеть Сян-цзэ… Тем не менее он согрелся… не то чтобы уходить не хотелось, но от чая он бы не отказался. Просто глупо получается — они себе репетируют, а он уже два часа ждет Сян-цзэ… Старик вон мечется по сцене… похоже на птицу с переломанными крыльями… а на самом деле что он, интересно, изображает… и сколько все это будет продолжаться, непонятно, надо ж было так завязнуть…
Пал жертвой восточного гостеприимства, у них же свои правила… может, по этикету китаец должен затащить к себе гостя, если тот сразу и наотрез не отказывается… черт знает. И наговорить ему кучу любезностей… вот как понимать старикана? Заявил, что эту пьесу он посвящает ему… И как на это вообще реагировать… В каком смысле? Там у него студент живет с двумя женщинами, причем одна оборотень, а другая тоже… ведьма, кажется… Он что, намекает на него и Сян-цзэ? И на его жену… тогда это просто хамство какое-то. Так и сказал: «Чжэ ши гэй нйдэ йгэ сяо лиу»[38].
Или такая болтовня у них в порядке вещей? Дарят же луну возлюбленным… может, это у них театральная этика — дарить пьесу первому зрителю… ну да, старик же совсем из другого теста, наверняка чтит традиции. Как там она рассказывала… ужасно смешно… Вот и Сяо Юй туда же…
Васильков стал припоминать, что Сян-цзэ как-то рассказывала о старых китайских обычаях, и он до слез хохотал… вот так всегда у него — не запишешь, и вылетит из головы… Как же там… они должны были превозносить собеседника, а сами унижаться, и семью свою унижать, да, точно! Если один спросит: «Как поживает ваша драгоценная супруга?» Другой скажет: «Спасибо, моя дубина здорова, а как чувствует себя ваша несравненная жена и детки?», и тот ответит: «Мое мелкое комнатное ничтожество и грязные поросята в порядке…» А себя тоже обзывали с фантазией — и собачьими сыновьями, и отбросами… лишь бы погаже. Такой вот этикет… это еще со злыми духами как-то связано… чтобы духи не позавидовали красоте и богатству, если подслушают разговор…
