Незаметно для себя Сян-цзэ дошла до конца парка Бунд и машинально повернула обратно. Лучше ходить под защитой деревьев, не так дует… Ветер свирепствует, скоро и она заболеет, наверное… Хоть и ветер, от смога щиплет глаза, все-таки в Ухане дышится легче. Знакомые места, покрасили их с Шэном скамеечку… а там теперь что… кинотеатр? Пойти в кино? «Фея спустилась на землю»… ну нет, сколько можно. Кан Шэн был такой романтичный, посвящал ей стихи… и без оружия пошел на баррикады, так глупо… близорукий Шэн и полчища коммунистов, захватывающих Шанхай… а она в это время читала Ли Бо и ничего не почувствовала… Не чувствует и сейчас, хоть бы раз сходила на кладбище… Интересно, кто сейчас живет в ее доме? Какой-нибудь член КПК, не иначе… Все-таки жаль, этот дом был самым любимым, и ведь он совсем маленький, даже японцы его не тронули… просто кому-то понадобился, это ясно… ведь не отобрали же у семьи Цао четырехэтажный особняк… Кстати… может быть, навестить Цао? Наверное, они обрадуются… только зачем это надо? Так мало осталось знакомых, а видеть никого неохота… начнутся расспросы. Цао. Их безвкусные фонарики, все это бессмысленное вязание, пыльные вещи… у всех длинные щеки и добрые глазки, на всех одно лицо. Сян-цзэ вдруг поняла, что ее воспоминания о прошлом становятся все короче. Пунктирнее. Это Ольга Петровна обожала красочные истории, могла бы стать писательницей… и из Сян-цзэ вытягивала подробности… А как он выглядел? А прическа? А какие там росли цветы? И что ты в этот момент подумала? И Сян-цзэ, предугадывая вопросы, рассказывала вполне обстоятельно… всплывали какие-то дальние родственники, случайные знакомцы, попутчики… и даже кое-как прояснялась безликая масса бывших сокурсников… со смертью Ольги мысли о прошлом упростились. Кан Шэн? Первая любовь — однокурсник — стихи, ночные купания — раздавленные очки, положенные в гроб его мамой. Фэй-янь? Подруга детства — ссоры и примирения — клятва у камня… все, пожалуй. Отец… Синий костюм, всегда строгий и тяжело дышит — возлагал на нее надежды — висел… Сяо Юй… с ним сложнее. Хотя это уже настоящее. Лягушачье мясо сочное и нежное, но главное — зажарить его с хрустящей соленой корочкой. И пиво. Где-то неподалеку был один ресторанчик… да. Пиво и лягушки.
* * *
Суббота, 5 апреля 1958 года, Учан
Ну вот, кажется, наконец-то выкарабкался из болезни. Все-таки подхватил воспаление легких, пришлось две недели колоть антибиотики, но в понедельник выхожу на работу. За время болезни моя комната постепенно превратилась в рабочий кабинет, с утра до вечера дверь не закрывается, так что болеть уже нет никакого смысла (тем более, что в коридорах красят стены и все запахи — у меня). Вынужденное физическое бездействие — и вот, пожалуйста, бессонница. В окно светит огромная полная луна, совершенно круглая, а шторы забрали в стирку. Пока я болел, значительно потеплело, весна вступила в свои права — все цветет, вот только не щебечут птицы. Завтра в Ухане грандиозное событие: ожидается прибытие тов. Мао Цзэ-дуна. С начала января он находится в длительной поездке по стране, уже посетил многие южные провинции, затем был в Маньчжурии, Сычуани и теперь приплывает пароходом из Чэнду в Ухань. Все три города — Ханькоу, Учан и Ханьян — готовятся к торжественной встрече, хотя основные мероприятия пройдут в Ханькоу. Мао пробудет тут около недели, ожидается, что в среду утром он посетит металлургический комбинат, а после обеда будет осматривать наш объект. По этому случаю уже две недели готовим отчетный доклад, с которым выступит Сян Ли-сань, необходимо уложиться в пять минут, при этом осветив все аспекты строительства. Однажды я уже видел Мао вблизи, при самых неожиданных обстоятельствах. Это было в 1956 году в Монголии, на станции Дархан. В это время в Ухане уже шла подготовка к строительству моста, но нас с Тарановым откомандировали на две недели в Монголию, чтобы мы приняли участие в работе строительной комиссии (китайско-монголо-советской). В то время Китай активно помогал Монголии в строительстве Улан-Баторской дороги, и немудрено: ведь через монгольскую территорию безостановочно идет поток грузов — из Китая в СССР и обратно. В задачу комиссии входила инспекция всех строящихся объектов (в том числе мостов), на служебном поезде мы должны были проехать по всей дороге, от станции Эрлянь до cm. Наушки. И вот однажды вечером, когда мы стояли на станции Дархан, вдруг в вагон-ресторан заходит небольшая группа людей, и среди них я узнаю Тен Ден-юаня, министра жел. дорог КНР, с ним-то мы уже были знакомы. Я удивился, толкаю в бок Таранова, мол — он или не он? А Таранов вообще потерял дар речи, потому что он узнал самого Председателя Мао. Оказалось, что Мао и несколько министров направлялись в Улан-Батор, на встречу с тов. Цеденбалом, осматривая по дороге хозяйство основных транспортных узлов Монголии. Кто-то сказал, что на станции находится сборная комиссия дороги, и вот они с ходу, никого не предупреждая, решили к нам зайти. Все члены нашей комиссии, включая и китайцев, и монголов, долго не могли «очухаться». Тов. Мао вел себя по-простому, оживленно, много шутил, хотя задавал и серьезные вопросы со знанием дела. Они пробыли в вагоне около часа, об этой встрече я рассказывал Вале, но в дневник так и не записал почему-то. Вот теперь, благодаря бессоннице, восполняю этот пробел. Что мне больше всего запомнилось в облике Мао? Пожалуй, его обаятельная лучезарная улыбка, хорошие белые зубы и шелковистая кожа. Даже его руки выглядели гладкими и по-женски изящными, хотя всем известно, что жизнь Мао Цзэ-дуна была полна тягот походной жизни, болезней и лишений.
Воскресенье, 6 апреля 1958 года, Учан, 15.30
Открыл настежь окно, потому что задыхаюсь от краски и снова опухли и слезятся глаза. Примерно в 10 утра в Ханькоу прибыл Мао, и сейчас еще ликование в самом разгаре — мимо окна то и дело пролетают воздушные шары, раздаются радостные крики, по городу ездят машины с громкоговорителями — транслируют то песни, то какие-то объявления. И это здесь, в Учане. Что же творится на другой стороне реки?! Все наши утром тоже отправились в Ханькоу, хотя и без переводчиков (их подключили к уборке и украшению территории). Так что в общежитии я, кажется, остался один — «сижу за решеткой в темнице сырой».
Недавно выходил на кухню вскипятить чайник и поразился, как быстро работают ремонтники. Наш этаж уже полностью готов, а в торце коридора художник расписывает стену (уже заканчивает, а ведь утром только намечал рисунок). На картине изображен огромный барабан, вокруг которого собрались люди разных профессий — сталевар, солдат, враг, крестьянин, строитель и др. У всех в обеих руках красные палочки с бантами, которыми они со всей силы (показан большой размах рук) бьют по этому барабану. Кроме иероглифов, есть надпись на русском: «Сильнее ударим в барабаны большого скачка!»
По комнате гуляют сквозняки, и вряд ли это на пользу лечению. Наверное, оденусь сейчас потеплее и пойду прогуляюсь по набережной, подышу немного.
Таймень, хариус, ленок, щука… а, окунь, конечно… а в Эстонии что ловилось? Не бог весть что… пару плотвичек, вот в Забайкалье, в Беклемишевских озерах все просто кишит… А в Монголии так и не удалось порыбачить… а там лосось, говорят, крупнее сибирского… Да… надо признать, что его расшатавшиеся нервы успокаиваются только рыбалкой, а что ему мешает? Купить спиннинг — и на Дунху, прямо в следующие выходные… Дышится особенно хорошо, пахнет весной… Заводы теперь дымят и в выходные, но не сегодня… Сегодня повсюду митинги и гулянья. Как удачно он выбрался на прогулку, главное не попасть в толчею… Пожалуй, одеться можно было и полегче… А что если купить спиннинг прямо сейчас? Ведь наверняка тот базарчик сегодня работает… хотя нет, на набережной уж точно не протолкнешься, лучше в другой день… Или проверить, вдруг не так много народу? Деньги с собой… Надо же, две недели всего проболел, даже меньше, а от воздуха опьянел совершенно… ноги куда-то несут, мысли путаются… Среди этих улочек мрачновато, конечно… ни одного тебе деревца, ни кустика…
