Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
Творчески используя марксизм в качестве методологической базы, А. Собуль в своих работах и статьях{233} пытался с точки зрения классовой борьбы в деревне в середине XIX века объяснить причины, побудившие крестьян выступить с оружием в руках против переворота 2 декабря 1851 года. «Весьма знаменательно, — подчеркивал А.Собуль, — что карта районов крестьянского сопротивления государственному перевороту 1851 года совпадает с картой аграрных волнений предыдущих лет. Зонами восстания в 1851 году были юго-восток, юго-запад и центр — как раз те районы, где сельская община наиболее яростно защищала свои права пользования, в то время как деревни севера, уже перестроенные капиталистической экономикой, оставались спокойными как в 1848-м, так и в 1851 году». Таким образом, Собуль объясняет причины сопротивления перевороту распадом крестьянской общины и социальной напряженностью в деревне.
Большой резонанс имело в провинции президентское послание от второго декабря, восстанавливающее всеобщее избирательное право. Во многих случаях этого было достаточно, чтобы граждане мирно разошлись по домам. Другие сельские жители, наоборот, заключили из послания, что отныне, поскольку народу были возвращены его. права, они имеют право свергнуть местные власти, находившиеся под влиянием нотаблей. В Ардеше восставшие считали, что принц-президент нуждается в их помощи и просит их направиться в города провинций{234}, а в департаменте Сона-и-Луара восставшие были убеждены, что Наполеон был предан и обратился к ним с призывом защитить Республику{235}. В департаменте Дром префект утверждал, что во многих коммунах народ поднялся во имя Наполеона{236}. А имя Наполеона для народа, без сомнения, означало славу империи, твердую административную власть, процветание и, главное, возврат к политическим и социальным завоеваниям революции. Подобная реакция крестьян на происходящие события во многом объясняется силой наполеоновской легенды.
По рапортам представителей местной власти можно прийти к выводу, что очень часто вожаки тайных обществ шли на прямой обман крестьян, чтобы поднять их на мятеж{237}. С другой стороны, множество крестьян выступили из солидарности с коммуной. Восстание в южных районах страны было прежде всего муниципальным, а уже потом окончилось штурмом префектур. Крестьяне действовали единодушно, что является характерной архаической чертой сельского общества этого времени. Таким образом, крестьяне в своей массе не были социалистами и не думали восставать против главы государства{238}. Они не имели никаких враждебных намерений по отношению к президенту, за которого сами же в подавляющем большинстве голосовали 10 декабря: они восстали в его защиту. Интересно, что многие из участников мятежей искренне протестовали во время допросов против обвинения во враждебных действиях против президента. Среди них были поднявшие мятеж из страха и вследствие угроз, как, например, в Дофинэ, имевшем бонапартистскую репутацию{239}; другие выступили с оружием в руках добровольно, чтобы не нарушить присяги, данной при вступлении в тайное общество{240}.
Провинциальный учитель Жусс, известный своей политической активностью еще со времен выработки конституции Второй республики, в послании на имя президента от 5 декабря писал о реакции на переворот в провинции. Он утверждал, что «переворот, который Вы свершили одним махом, мудро исполнен, он принес облегчение всем добрым сельским жителям, которые восприняли переворот с радостью». И далее он предостерегал принца: «Ваши враги, заговорщики, будь то социалисты, легитимисты или орлеанисты, — могут совершить на Вас покушение». И действительно, тема измены, имевшей реальные основания, стала одним из главных элементов менталитета крестьян, преследуемых страхом аристократического и роялистского заговора. «Необходимо сберечь бесценную жизнь наилюбимейшего народом принца на благо Родины», — так взволнованно заканчивал свое послание Жусс{241}.
Показательна в этом отношении враждебная позиция роялистской прессы, которая до переворота открыто третировала принца-президента, а после него заняла сдержанную позицию, подчеркивающую ее моральное неодобрение. «Лё Сьекль» не выходил с 3 по 19 декабря, а позже он публиковал одни новости без комментариев. Подобную позицию заняла «Ла Газет де Франс», которая ограничилась воспроизведением официальных сообщений вплоть до 20 декабря. Вышедший 12 декабря «Л’Юнион» также предупредил своих читателей, что он останется верным своим принципам. Главный редактор легитимистского издания «Л’Юнион фран-контуаз» увидел в перевороте «акт государственной измены». И чтобы эффективно противостоять перевороту, он предлагал «не выполнять приказов, исходящих от узурпатора, и организовать сопротивление»{242}. В том же направлении действовала и «Ла Пресс», которая на десять дней прекратила выходить, следуя советам Жирардена[20].
Он призывал пассивным сопротивлением остановить в стране всяческую экономическую и социальную жизнь. Но после того, как он был вынужден покинуть территорию страны, сопротивление роялистской прессы стало ослабевать.
После известного циркуляра от 10 декабря, в котором говорилось о движении сопротивления перевороту как о крестьянском бунте, Морни, занимавший в то время пост министра внутренних дел, заявлял следующее: «Вооруженное восстание в Париже было энергично подавлено; та же энергия должна привести повсеместно к тем же результатам. Банды, несущие с собой грабежи, насилия и поджоги, находятся вне закона. С ними не вступают в переговоры, их не предупреждают — их атакуют и рассеивают. Всякий сопротивляющийся должен быть расстрелян во имя общества и законной обороны»{243}. Ситуацией воспользовались состоятельные слои общества, которые назвали «жакерией» подготовленное тайными обществами вооруженное выступление против властей и спонтанные, разрозненные выступления отчаявшихся крестьян, направленные против их давних врагов — роялистов, обладавших в силу происхождения крупной земельной собственностью. Отдельные акты жестокостей в прессе всячески раздувались, и в конце концов страну захлестнула истерическая кампания против «угрозы красных» и идей социализма в целом. Так «Л’Юнивер» писал 12 декабря 1851 года: «…восстание разорило некоторые наши департаменты. Факты говорят сами за себя. Социализм в своих усилиях был счастливо предупрежден и мужественно подавлен… Все прекрасно знают и видели недавно, что бы было в 1852 году; все понимают наглость угроз, адресованных властям, собственности, всей цивилизации со стороны членов тайных обществ…»{244}. По сообщению мэра департамента Сена-и-Луара Эрика Дюбора, в городе Анжере попытки анархистов взять мэрию, сопровождавшиеся кровавыми столкновениями, были энергично отбиты. В ряде мест департамента Мец порядок также был восстановлен твердой рукой. В результате, заключает мэр, «подавляющее большинство населения поддержало энергичный акт 2 декабря, которым Вы спасли Францию от ужасов социализма»{245}.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
