Интересно, а что он еще вытащит? Где же сигареты?
— Давайте покурим, — сказала я. Мне нравится, как мама держит сигарету и как она поджимает губы, когда затягивается.
— Я не курю. Мне нельзя из-за футбола, понимаешь? — объяснил Футболист. — Нет, это папина зажигалка. Видите, какой она фирмы? — И он повертел ею, чтобы мы могли как следует полюбоваться. — Это не какая-нибудь дешевая одноразовая зажигалка. Она золотая.
— Из чистого золота? — прошептал Александр.
— Нет, позолоченная, но все равно стоит целое состояние. Это самая дорогая вещь моего папы. Зажигалку подарили друзья, когда ему исполнился двадцать один год. Он никогда с ней не расстается, мой папа.
— Но сейчас-то ее у него нет! — вставила я.
— В том-то и дело, — сказал Футболист. — Он отдал ее мне. — Футболист начал ею щелкать. Он то зажигал, то гасил ее, то зажигал, то гасил, и казалось, что мы смотрим на мигающие рождественские лампочки.
— В следующий раз ты можешь взять эту зажигалку с собой на рок-фестиваль, — сказала я.
— Побереги лучше свою физиономию! — раздраженно сказал Футболист. Ему не понравилось, что его рассказ не произвел на меня должного впечатления. — У тебя даже нет папы! — И он сильно ударил по мячу. На этот раз мяч угодил в «телевизор» и там застрял.
— А я бы хотел, чтобы у меня не было папы, — сказал Александр. Он встал и попытался починить «телевизор». — Или чтобы он убежал со своей подружкой. Если бы только желания могли сбываться! А чего бы ты хотел? — И он робко взглянул на Футболиста. — Чтобы вы с папой были вместе?
— Угу, — сказал Футболист, удивившись, что Александр догадался. — И еще играть за «Юнайтед», — добавил он.
— А ты, Трейси? — спросил Александр.
— Папа мне не нужен, — быстро сказала я.
— А мама? — настаивал Александр. — Ты бы хотела, чтобы вы с мамой были вместе?
— Только зря желание загадала бы: мы и так с ней будем вместе!
Как я этого жду! Только бы мне жить с мамой! Только бы быть с ней! Всем сердцем этого хочу! Всеми легкими, печенкой, костями и мозгами! Все мои кишки завязались в узелки — так сильно мне этого хочется!
Дома у мамы
Мечты сбываются. Моя фея-крестная поработала сверхурочно и заставила их осуществиться! Я провела выходные с мамой, и это было ЗАМЕЧАТЕЛЬНО! Она говорит, что хочет, чтобы я жила с ней всегда-всегда-всегда! Как только Илень сможет все официально оформить.
Илень не думала, что мама объявится. Она ничего не говорила, только я ведь не тупая. Догадалась! Кэм подвезла меня к офису Илень. Она сказала, что, если я хочу, она может подождать со мной, только мне этого не хотелось. Как-то странно быть вместе с Кэм в такой момент. Она ведет себя по-прежнему и не просит меня остаться. Хотя прошлой ночью я слышала, как она плакала. Лежала и прислушивалась к странным звукам из-под одеяла, этим сдавленным рыданиям, и вдруг поняла, что не могу этого больше слышать. Я вылезла из кровати и уже собиралась побежать через коридор. Уже хотела прыгнуть в постель к Кэм, обнять ее и сказать…
А что сказать? В этом-то все и дело. Я не могла ей сказать, что никуда не пойду, потому что я должна идти. Моя мама — это моя мама. Но и Кэм тоже не посторонний мне человек. Не совсем посторонний. И я знаю маму всю свою жизнь, а Кэм всего лишь шесть месяцев. Ведь это нельзя сравнивать, правда?
Поэтому я не побежала и не прижалась к ней. Притворилась, что мне нужно пописать, и пошла в туалет. Когда я пришлепала обратно, рыдания прекратились. Может, все это мне только померещилось?
Не знаю, что это я все о грустном да о грустном, когда я такая счастливая-пресчастливая? Мама меня не подвела. Она пришла за мной к Илень.
Она опаздывала, и мне срочно потребовалось пойти в туалет, а Илень своими кроличьими зубками до крови прикусила губу. И вдруг подъехало такси, и из него вышла мама и побежала на своих высоких каблуках, а ее чудные белокурые волосы подпрыгивали на плечах. Ее грудь в обтягивающем свитере тоже колыхалась. Она крепко обняла меня, и я вдохнула ее чудный теплый запах пудры и сигарет. Она сказала, что проспала, а затем опоздала на поезд, но все объяснения я пропустила мимо ушей. Я просто была счастлива, что она все-таки пришла!
Хотя по моему поведению этого нельзя было сказать.
— Эй, эй, не плачь, малышка, а то придется выжимать мой свитер, — пошутила мама.
— А я и не плачу. Никогда не плачу. Просто иногда у меня бывает аллергия. Я тебе говорила, — объяснила я и взяла бумажную салфетку Илень.
Затем мама оторвала меня от себя, и вместо того, чтобы трястись в автобусе, а потом на поезде, мы сели в такси и доехали до ее дома. До дома моей мамы. Только теперь это будет и мой дом тоже.
Мы все ехали и ехали, и это стоило совсем недешево. Но знаете, что сказала мне мама?
— Ничего, родная. Ты этого заслуживаешь.
У меня чуть опять не началась аллергия. А мама приготовила для меня не только самое длинное путешествие на такси. Погодите, я еще опишу все подарки! Она даже лучше, чем фея-крестная! А дом у нее как сказочный дворец. Даже лучше, чем я себе представляла.
Ну, скажем, он не такой красивый снаружи. Мама живет в большой башне, и на улице валяются старые шины, груды мусора, а еще бегают грязные дети. Мамина квартира находится на самом верхнем этаже, а лифт идет так быстро, что не каждый желудок это выдержит. Вот почему я почувствовала себя немного странно — из-за скорости и еще из-за того, что в лифте пахло мочой. У меня перехватило дыхание. Мне показалось, что стены лифта меня сожмут и раздавят, и от меня почти ничего не останется. Мне хотелось, чтобы кто-то пришел и быстро меня оттуда вытащил и отнес в «пещеру летучей мыши». Я только пискнула, но мама заметила выражение моего лица.
— Что это с тобой, Трейси? Уж не боишься ли ты лифта? Такая большая девочка!
Она засмеялась. И я тоже хотела рассмеяться, но получилось так, будто я плачу. Только, конечно, я не плакала! Но все сразу изменилось, как только я вышла из старого вонючего лифта и оказалась у мамы в квартире.
Там все красное — и ковер, и бархатные шторы, и подушки, как я и надеялась. Диван из белой кожи — та-а-кой классный, а перед ним лежит белый меховой коврик. Первое, что мама заставила меня сделать, — это снять туфли. Сначала я не заметила ни мерцающего света, ни картин с изображением красивых женщин на стенах, ни музыкального глобуса, ни фарфоровых статуэток, потому что мой взор был прикован только к дивану. И не из-за того, что он был обтянут белой кожей, а потому, что в его углу лежала целая куча подарков, завернутых в розовую бумагу и перевязанных золотой лентой.
— Подарки! — выдохнула я.
— Правильно, — сказала мама.
