— Думаю, Окемба уже узнал об этом, — сказал он, положив трубку.
— Он здесь? — удивился Уаттара.
Номба распахнул дверь и остановился на пороге, дабы подчеркнуть драматичность ситуации.
— Дало, ты глупец, молодой, наивный глупец! Мало того, что ты поставил под угрозу будущее нашей страны, ты позволил дешевым папарацци высмеять нас перед всем миром!
Он прошагал в кабинет и широким жестом швырнул несколько газетных страниц на стол Сомаля. Это был позавчерашний выпуск «Бомонд ревю дю Тулон». Крупнозернистая фотография Николь смотрела на него с первой страницы. Черный заголовок драматично вопрошал: «Заложница Алмазной интриги?».
Сомаль поднял глаза на противника.
— Что это, Номба?
— Газетенка, которая продается в каждом киоске во Франции. Один из моих людей увидел этот выпуск и срочно переслал мне. Если твоя жена и не шпион, то уж точно пытается выжать, что может, из вашего брака. По меньшей мере всемирную известность. Не думаю, что президент подпишет жизненно важный для нас договор с представителями страны, выставившей нас на посмешище перед всем миром.
— Я разберусь с этим, — спокойно сказал Сомаль.
Ему хотелось что-нибудь разбить, и желательно сияющее самодовольством лицо вечного врага. Но, увы, это ничему не поможет. Он должен прочесть статью, оценить ущерб, предугадать последствия. Но, естественно, не в присутствии Окембы.
— Я покажу газету твоему двоюродному брату.
— Конечно, делай то, что считаешь правильным, — сдержанно откликнулся Сомаль и взглянул на Уаттару.
— Я провожу вас, — мгновенно сказал тот Номбе, поняв все значение этого взгляда.
Сомаль дождался, пока его помощник чуть ли не вытолкал Окембу из кабинета. Оставшись один, он придвинул к себе оставленный персонально для него экземпляр бульварного листка. На второй странице он увидел себя и Николь, скачущих вдоль берега. Подпись гласила: «Неудавшаяся попытка бегства».
Сомаль чуть не рассмеялся. Фотограф запечатлел их в тот момент, когда он догонял Николь.
На втором снимке они были на берегу. Он хорошо помнил эту ночь и Николь. Ее смех, ее радость от хождения босиком по теплой воде. Она чуть не наступила на обломок раковины, но он вовремя удержал ее за руку. Однако на фотографии это выглядело так, будто Николь пыталась удрать, а он остановил ее. Так вот чем были те прогулочные лодки у берега — прикрытием для дешевых, падких на сенсации папарацци!
Сомаль перевернул страницу, начал читать. Неужели Николь могла послать эту информацию? Если статью прочтет достаточное число людей, то не только договор, но и дипломатические отношения с Францией могут оказаться под угрозой.
Да, она с самого начала была сплошным клубком противоречий и неприятностей. Пришло время разобраться с этим раз и навсегда.
10
Николь сидела на террасе и допивала последнюю на сегодняшнее утро чашку кофе. Теплый ветер ласкал кожу, запах океана смешивался с благоуханием сада. Она сидела под зонтиком, прятавшим ее от прямых солнечных лучей, и наслаждалась досугом. Позднее у нее была назначена встреча с Момбаной, но сейчас делать ей было нечего.
Кроме как мечтать. И вспоминать…
Вспоминать самую невероятную, самую потрясающую, самую лучшую ночь в ее жизни. Интересно, лениво думала Николь, догадывается ли Сомаль, насколько он сексуален? Или о том, что одна мысль о нем приводит ее в состояние головокружительной невесомости, смешанной с возбуждающим ликованием? Вспоминал ли он о ней, занимаясь делами, или мужчины способны оставлять личную жизнь за дверями рабочего кабинета?
— Мадам просят к телефону, — медленно, с заметным акцентом произнесла Нзола, прервав неспешный поток ее мыслей.
Николь улыбнулась и поднялась со стула.
— Где мне ответить?
— В кабинете, мадам. — Экономка пошла вперед, показывая путь.
Николь зашла в комнату и увидела на столе ожидающую ее телефонную трубку. Нзола поклонилась и вышла, прогнав служанку, которая вытирала пыль.
— Алло? — Николь опустилась в глубокое кресло, чувствуя себя здесь не в своей тарелке в отсутствие Сомаля.
— Николь, это тетя Франсуаз.
— Что-то случилось? — По тону тети она сразу поняла, что произошло нечто неприятное.
— Твоему дяде только что звонили из департамента национальной безопасности и спрашивали, все ли с тобой в порядке.
— Из какого департамента?! Почему это вдруг?!
— Очевидно, это из-за вчерашней статьи, появившейся в одной тулонской газете.
Николь похолодела.
— Тулонской газете? «Бомонд ревю дю Тулон»?
— Да, и заголовки намекают, что тебя держат в заложниках до подписания «алмазного» договора.
Николь чертыхнулась. Точнее, использовала более крепкое выражение, о чем догадалась, только услышав полупридушенный возглас тети Франсуаз. Она убьет этого подонка! Да как он смеет использовать ее личную жизнь в целях повышения рейтинга клочка своей туалетной бумаги! Нет, она подаст в суд и разорит его. И тут мысль о Сомале почти парализовала Николь.
— Тетя Франсуаз, насколько все плохо?
— Твой дядя ждет, когда ему перешлют экземпляр. Тогда мы будем знать больше. Но, думаю, очень плохо, раз ему звонили и интересовались твоей безопасностью. Полагаю, тебе стоит связаться с месье Мишелем Беннетом из департамента и сказать, что все это результат какого-то недоразумения. У меня тут где-то записан его номер… Минутку, сейчас найду. Надеюсь, тебе не стоит говорить, что твой дядя не в восторге от всего этого.
— А я тем более! — Николь почти не сомневалась, да нет, точно знала, что Сомаль будет в ярости. Особенно если его противники-министры и сам Окемба увидят этот выпуск. К счастью, газета распространялась даже не по всей Франции…
— Его номер…
— Подожди, мне надо найти карандаш и бумагу. — Николь открыла верхний ящик стола. Выбрала ручку, но чистого листа бумаги не нашла. Открыла следующий.
— Что-нибудь ищешь? — Ровный стальной голос, раздавшийся от дверей, заставил ее замереть.
Она взглянула в сверкающие бешенством глаза Сомаля.
— Я перезвоню попозже, — сказала она тете и повесила трубку.
— Зачем же перезванивать? Почему сразу не найти то, что ты ищешь, пока он ждет?
— Он?! Это была тетя Франсуаз! — Его ответный недоверчиво-иронический взгляд разозлил ее, привел в негодование. — Да, тетя Франсуаз! Перезвони и сам узнай, если мне не веришь! Она хотела дать мне номер телефона, и я искала, на чем записать его.
— Вот на этом! — рявкнул Сомаль и швырнул через полкомнаты газетные листы на стол перед ней.
Николь мгновенно узнала название. О Боже, он знает!
