— Мадам Дало, самолет приземлится через десять минут. Будьте любезны занять удобное вам место и пристегнуть ремень. Вам не будет причинено никакого зла. После посадки вы получите ответы на все интересующие вас вопросы.
Голос показался Николь смутно знакомым. Где она его слышала? Увы, микрофон исказил его настолько, что ей никак не удавалось вспомнить. Но требование показалось разумным, а тон таким уверенным и безупречно вежливым, что не подчиниться было глупо. Она села у иллюминатора, пристегнула ремень и закрыла глаза.
Мозг отказывался работать. После всех волнений, после разлуки с Сомалем, после полубессонной ночи — еще и этот мелодраматический сюжет с похищением в духе шпионских фильмов, ха-ха! Да, Николь де Белльшан, вечно тебе удается попасть в ситуации, что из рук вон плохи… Николь де Белльшан? Но к ней обращаются, как к мадам Дало! Ну и что с того, ответила она себе. Она официально мадам Дало.
Ее мысли прервал толчок. Самолет затрясло. Он помчался по посадочной полосе, вздрогнул, еще раз вздрогнул, подпрыгнул и наконец остановился. Шум моторов замолк.
Николь сидела с закрытыми глазами и вслушивалась в тишину. Что ее ждет? С кем ей придется разговаривать? С тем маслено-елейным Окембой Номбой? Как это сказала про него Зефирен: Номба кусает страшнее, чем лает? Ладно, если не смогу сказать что-то умное, промолчу, решила Николь, глубоко, полной грудью вдохнула и открыла глаза.
В дверях, отделяющих салон от кабины пилота, стоял Он. Стоял и, улыбаясь, снимал с головы наушники. Николь моргнула, сглотнула неожиданно вставший в горле ком. Ее сердце заколотилось, как заячий хвост. Она медленно поднялась на мгновенно ставшие ватными ноги.
Сомаль подошел к ней, протянул обе руки. И Николь упала в его объятия, уцепилась за него, как утопающий за соломинку.
— Я не обманывала тебя, — было единственным, что она успела прошептать, прежде чем его жадные губы накрыли ее, заставив забыть обо всем на свете.
Поцелуй длился и длился. И лишь когда нечем стало дышать, они оторвались друг от друга. Николь открыла глаза и окунулась в бездонно-нежные глубины его черного взгляда. Сомаль двумя пальцами прикрыл ей рот.
— Молчи. Я знаю. Верю. Слушай меня. Ты моя жена. Я люблю тебя, люблю так, как никогда и никого не любил. И никогда и никого не полюблю. Можешь ли ты простить мое недоверие, мои заблуждения и сомнения в тебе и быть моей женой перед Богом так же, как и перед людьми, Николь Дало?
Она не верила своим ушам. Именно сейчас, когда она утратила всякую надежду и направлялась домой, чтобы провести остаток жизни, горько сожалея об утраченной любви… Именно сейчас эта любовь вернулась к ней!
— Да! Да! Да! — сначала беззвучно, потом шёпотом, потом громко ответила Николь. — Да, Сомаль, «пока смерть не разлучит нас».
Он снова припал к ее губам. И она отдалась этому первому поцелую, за которым не стояло ожидания скорой и горькой разлуки. Наконец Сомаль неохотно оторвался от ее манящих, прелестных, таких мягких и чувственных губ и повел Николь к открытой уже двери. Перед ней расстилалась пустыня…
— Ты хотела увидеть мою страну. Думаю, мы начнем наш медовый месяц здесь и сейчас.
И, сойдя на твердую землю, они пошли вперед, навстречу солнцу, навстречу своей новой, долгой и счастливой жизни.
