— А это имеет значение?
— Можно было бы обойтись без официального объявления, если бы ты носила мое кольцо.
Он выразительно покосился на ее левую руку. Девон сжала пальцы в кулак.
— Не начинай все с начала! Я тебе уже говорила...
— «Кольцо является отжившим символом собственности», — монотонно процитировал Паркер. — Да, Девон, говорила сто раз, и, если бы ты искренне так думала, я уважал бы твою точку зрения, но мы оба знаем, что это не так.
Паркер открыл дверь, собираясь уходить. Девон опередила его, захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной.
— Ты не можешь уйти после таких слов!
— Девон, давай смотреть правде в глаза. Ты швырнула кольцо мне в лицо, потому что предпочитаешь представлять наш брак неким формальным соглашением. Кольцо, официальное оглашение — на твой взгляд, все это слишком серьезно. Не удивлюсь, если и на вопрос священника, согласна ли ты выйти за меня замуж, ты ответишь: «Возможно»!
Паркер был очень близок к истине, и это разозлило Девон еще больше. Она попыталась замаскировать боль сарказмом.
— Может, ты запамятовал, но этот брак и есть чисто формальное соглашение!
— Этот брак, — парировал Паркер, — будет тем, чем мы сами его сделаем. Ради Джонни...
Неужели он думает, будто я забыла, что все это затеяно исключительно ради Джонни? — с горечью подумала Девон.
— Ты ушел от темы. — Она потрясла в воздухе газетой. — Мы говорили об очередном проявлении твоего своеволия и... — Погоди-ка, ты сказал «священник»? Но мы же, кажется, договорились, что в нашем случае будет более уместно зарегистрировать брак в мэрии?
— Я ни о чем таком не договаривался.
Дерзко улыбаясь, Паркер отстранил Девон, открыл дверь и шагнул за порог.
Ее захлестнула бессильная ярость. Она бросилась за Паркером и нагнала уже у входной двери. Из всех высокомерных твердолобых упрямцев Паркер — самый...
— Ты настоящий сын своего отца! — крикнула она ему в спину.
Паркер остановился и обернулся так резко, что Девон едва на него не налетела.
— Ты это для пущего эффекта или тебе действительно есть, что сказать по этому поводу?
Глаза у Паркера были очень выразительными, но сейчас Девон не прочла в них ничего хорошего для себя. Паркер криво усмехнулся — один уголок рта пополз вверх под тем же углом, что и надменно поднятая бровь.
— Ты как Джеймс, тебе важна только видимость! — От обиды и разочарования у Девон дрожали губы. — Я думала, ты честнее.
Если бы Девон хоть на секунду могла предположить, что на грандиозные планы Паркера вдохновило не одно только желание соблюсти видимость правдоподобия для всех вообще и для Джеймса в частности, она отнеслась бы к ним по-другому и была бы рада носить его кольцо. Да что там кольцо, она с радостью носила бы на пальце даже резинку для волос, если бы знала, что Паркер подарил ее с любовью!
Но, когда он надевал ей на палец кольцо, о любви речи не шло, Паркер держался оскорбительно небрежно. Девон было совершенно все равно, где и как выходить замуж, если бы будущий муж ее любил и хотел бы заявить об этом на весь свет, она была бы счастлива пройти с ним по проходу в главном соборе графства. Но осознание того, что Паркер ее не любит, заставляло Девон еще упорнее противиться его планам.
— Что ж, сожалею, если моя порядочность не соответствует твоим стандартам.
В доме стало тихо, время словно остановилось. Затем Паркер молча развернулся и вышел. Девон сдержала порыв побежать за ним, она чувствовала себя самой несчастной женщиной на свете.
После отъезда Паркера Девон много думала. К концу первых суток она пришла к выводу, что не должна наказывать Паркера за то, что он ее не любит, что ей нужно радоваться тому немногому, что у нее есть, — например, что Паркер никогда не лжет и не притворяется, если дело касается чего-то действительно важного.
В отличие от Паркера, она вступала в брак с открытыми глазами, поэтому скрывать от него правду и дальше было бы лицемерием в его худшей форме. Чем больше Девон об этом размышляла, тем отчетливее осознавала, что не может продолжать притворство. Она решила ближайшим поездом ехать в Лондон.
И вот она стояла на тротуаре возле четырехэтажного жилого дома, держа в одной руке спящего Джонни, в другой — сумку с вещами.
Холостяцкая берлога Паркера, обставленная в чисто мужском стиле, находилась на верхнем этаже, из окон открывался вид на Темзу. Паркер сам предложил сменить холостяцкий рай на жилье, более подходящее для ребенка. А она заупрямилась из-за какого-то кольца! Угрызения совести, мучившие Девон, стали еще болезненнее.
Возможно, ей станет легче, когда она скажет ему правду, а, может быть, наоборот, гораздо тяжелее. Все зависит от реакции Паркера на новость, что невеста, которая якобы не хочет выходить за него замуж, на самом деле в него безумно влюблена.
Поднимаясь в лифте, Девон и хотела, чтобы Паркер оказался дома, и боялась этого. На всякий случай она прихватила с собой ключи, которые ей когда-то вручил Паркер. Ключи не понадобились — входная дверь была распахнута настежь. Девон нахмурилась. В Лондоне люди обычно не оставляют двери нараспашку. Одно из двух: либо Паркер слишком расслабился, пожив в их безопасной деревушке, либо в его квартиру забрались воры.
Девон вошла в прихожую. Судя по безупречному порядку, воров в квартире нет. Девон было трудно представить Джонни с его вечно валяющимися повсюду игрушками в этой стерильной холодной чистоте. Зато легко представлялась роскошная блондинка, возлежащая на элегантной софе, обтянутой бежевой кожей. Девон ощутила горечь во рту, к горлу подступила тошнота. Раньше она не догадывалась, что ревность может вызывать чисто физические ощущения.
Девон окликнула Паркера, но он не отозвался. Тогда она осторожно прошла по коридору в сторону спальни. С тех пор, как Девон была здесь в последний раз, прошло много времени, но она смутно помнила расположение комнат. С облегчением убедившись, что спальня находится именно там, где ей помнилось, она положила спящего Джонни на кровать и выпрямилась, расправив ноющие плечи. Джонни стал слишком тяжелым, чтобы носить его на большие расстояния.
Девон заметила краем глаза какое-то движение на балконе, который соединял гостиную со спальней.
Не раздумывай, просто сделай это, приказала себе Девон. Она бесшумно открыла дверь и уже собиралась выйти на балкон, как вдруг услышала голоса и поняла, что Паркер не один. Девон поспешно отступила обратно. Второй голос был женским.
— Когда я прочла в газете объявление о твоей помолвке, я поняла, что совершила ужасную ошибку! — Собеседница Паркера говорила тоненьким голоском капризной девочки. — Ты сам знаешь, что тобой двигало задетое самолюбие. Дорогой, умоляю, не делай этого!
Послышался плач. Но это были не те несдерживаемые рыдания, от которых у женщины краснеют глаза и распухает нос, а сдержанные нежные всхлипы, призванные растопить мужское сердце и пробудить в мужчине инстинкт защитника. По наступившей тишине Девон легко представила, какого рода утешение предлагает Паркер своей собеседнице.
