– Что-то не так?
– Нет-нет, Джейн, все замечательно.
– Так почему же вы так странно на меня смотрите? Может быть, дело все-таки в сорочке?
Граф молчал, не находя подходящих слов: как объяснить девочке, насколько она хороша, изысканна и привлекательна?
Расстроенная, в полном недоумении, Джейн попыталась встать с постели.
– О, я знаю, что неправильно оделась. Простите, сэр. Позволила Мег убедить себя в том, что следует выбрать именно эту ночную рубашку. Наверное, она слишком смела, слишком откровенна…
Филипп обнял Джейн за талию и бережно удержал, не позволяя подняться с кровати.
– Сорочка просто замечательная, Джейн. Очень красивая. И ты сама необыкновенно красива.
Джейн залилась румянцем. Разве могла она представить, что простой комплимент из уст джентльмена вызовет такое искреннее волнение, такой трепет?
Ее волосы разметались по подушке пышным каштановым веером. Все краски мгновенно проявились и засияли: губы пылали алым огнем, глаза светились изумрудными искрами. Кружева сорочки плотно облегали тело, изящно обрисовывая нежную округлость груди. Филиппу отчаянно хотелось склониться и вдохнуть исконный аромат женщины – хотя бы сквозь ткань. Однако Филипп не сделал и этого.
Единственное удовольствие, которое он себе позволил, – медленно провести рукой по лицу Джейн, чтобы почувствовать каждый выступ, каждую впадинку, каждую черточку. И в это время она легко прикоснулась губами к ладони. Зачем? Он не хотел поцелуев!
Рука спустилась ниже. Сначала на шею, задержавшись немного дольше, чем требовалось, чтобы почувствовать биение пульса.
Потом ладонь переместилась на грудь, гладя, повторяя линию за линией, наслаждаясь формой, размером и весом. Испытание продолжалось до тех пор, пока Джейн не осмелела настолько, что накрыла руку мужа своей – тепло маленькой руки лишь усилило напряжение.
Истинная дочь Евы. Под чутким руководством она очень скоро превратится в страстную, пылкую любовницу. Какое мучение сопротивляться этой непосредственной, самой природой дарованной привлекательности!
Мысль словно обожгла, и Филипп резко отдернул руку.
Джейн со страхом ждала предстоящих событий, однако и яркая внешность супруга, и удивительно деликатные манеры, и осторожные, но такие нежные ласки воспламенили живое воображение. Даже взгляд графа казался реальной, ощутимой силой и оставлял на коже след, подобный горячему прикосновению. От этого напряженного, требовательного созерцания становилось одновременно и жарко, и холодно.
В тот момент, когда ладонь мужа гладила лицо, Джейн ощутила характерный запах, присущий лишь одному-единственному мужчине на свете, и глубоко вдохнула. Какая-то древняя, почти звериная часть ее существа узнала этот запах. Казалось, она искала его всю жизнь и сейчас, едва обретя, не хотела и не могла отпустить. Ах, если бы можно было удержать ладонь и навсегда сохранить в себе волнующий аромат! Но увы, разве такая вольность допустима? Пришлось ограничиться одним лишь легким поцелуем в ладонь.
Филипп, казалось, заметил прикосновение губ и резко убрал руку от лица – всего лишь для того, чтобы одарить своим прикосновением шею и грудь. Да, грудь почти молила о внимании и ласке, готовая отдать всю женственность и чистую красоту. Джейн даже закусила губу, изо всех сил стараясь сдержать рвущийся из сокровенных глубин существа чувственный стон.
Напряжение возросло до такой степени, что Джейн не выдержала и сжала запястье супруга, изо всех сил пытаясь оказаться еще ближе. Да, рука ответила на призыв, но лишь на мгновение. А дальше… дальше ничего! Это казалось поистине несправедливым.
Пальцы мужа легко скользили по животу, и Джейн пришлось бороться со страстным желанием снова нетерпеливо сжать лишившую душевного равновесия руку и вернуть ее туда, куда призывал внутренний огонь. Ничто не могло быть приятнее, чем прикосновение к груди теплой, чуть шершавой ладони.
Рука Филиппа скользнула по ее бедрам и ногам. Джейн сжала бедрами волнующую руку. Тело подсказало, что вот так, ответив на ласку, можно хотя бы немного снять напряжение.
И снова, так же как минутой раньше, стоило лишь Джейн показать, что прикосновение не оставляет ее равнодушной, рука отпрянула, словно испугавшись. Неужели супруг боится ответной ласки? Может быть, она ведет себя неправильно? Может, надо сидеть неподвижно и не позволять себе никаких нежностей, даже самых скромных? О, как нестерпимо осознавать собственное невежество, непонимание запутанных правил любовной игры!
Филипп поднял голову и снова встретил взгляд юной жены. Зеленые глаза смотрели печально, даже виновато. Не в силах отказать себе хотя бы в кратком наслаждении, граф коснулся губами живота. Поцелуй получился легким, почти невесомым. Потом Филипп потерся щекой о тонкое кружево, со сладким и в то же время мучительным удовольствием ощущая терпкий, чуть пряный аромат. Теплое прикосновение щеки не осталось без ответа: Джейн положила руку на темные волнистые волосы Филиппа и нежным, интимным движением пропустила густые пряди сквозь пальцы. Она сделала это так, словно ласка была хорошо знакома и повторялась тысячу раз; словно двое давно любили друг друга и безошибочно понимали язык нежности; словно их любовь оставалась единственной на свете.
Хватит! Филипп отодвинулся от жены стремительнее, чем сам того хотел, и резко выпрямился.
– Что случилось, сэр? Я поступила неправильно?
– Нет-нет, Джейн. Не волнуйся. Все прекрасно.
– Нет, все-таки что-то не так. Взгляд выдает ваши мысли. Если бы вы только подсказали верный путь, я тотчас бы все поняла.
Филипп вспомнил встречу в гостиной арендованного дома. Это случилось две недели назад. Джейн легко, естественно отзывалась на каждое движение, на каждое прикосновение! И сейчас все повторилось – она снова вела себя так, словно давным-давно знала и отлично понимала мужа. Иногда Филиппу казалось, что она осознает его настроение лучше, чем он сам. В глубине души Филипп остро переживал груз одиночества – наследство долгих лет, проведенных без близкого человека, печальный результат того горького времени, когда и он никому не был по-настоящему нужен, и его самого никто искренне не интересовал.
И вновь родилось ощущение важности происходящего. Вот здесь, прямо на глазах, возникало что-то свежее, живое. Если хватит смелости, можно попытаться поймать и чувство, и отношение.
А что, если все-таки сбросить искусственно созданную броню? Что, если позволить себе насладиться?
Нет, нет и нет. Лучше вернуться к исполнению долга и как можно быстрее покончить с неловким, щекотливым делом.
Джейн лежала тихо, едва дыша. Каждый звук казался многократно усиленным. Каждое движение супруга выглядело чрезмерным, преувеличенным. Ощущалась некая дисгармония, но ведь граф уверял, будто точно знает, что следует делать. Снова движение и прикосновение. Колено между бедер. Потом второе. Упругие волосы, чуть грубоватые на нежной коже. Ладони, осторожно раздвинувшие ноги.
