Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
— Я хотела бы уйти.
— Вы устали, дорогая Жоржина? До завтра; ведь Вы придете?
— Непременно, я буду счастлива прийти. Вы так добры, гак милы, что Вас нельзя не любить, и я люблю Вас всем сердцем.
Он надел мне шаль, накинул вуаль. Могла ли я думать, что произойдет через минуту с этими вещами! Попрощавшись со мной, он обнял мою голову. Ах, как я была глупа, — я рассмеялась и сказала:
— Вы же обнимаете вуаль князя Сапеги! Он схватил вуаль, разорвал ее на мельчайшие кусочки, кашемировую шаль бросил себе под ноги. Потом он сорвал с моей шеи цепочку со скромным брелоком из сердолика, с мизинца — колечко с прядью седых волос м-м Рокур в медальончике. Колечко он раздавил ногой. О, теперь он не был нежен. «Я не вернусь сюда больше», — подумала я.
Я дрожала. И тут он тихо подошел ко мне.
— Дорогая Жоржина, Вы должны иметь все только от меня. Вы не станете сердиться на меня, это было бы дурно с Вашей стороны и заставило бы меня усомниться в Ваших чувствах.
Разве можно было сердиться на этого человека — в его голосе была такая нежность, такое очарование, что приходилось признать, что, в конечном счете, он прав…
— Вы правы, — сказала я. — Нет, я не сержусь, но мне холодно.
Он вызвал звонком Констана.
— Принеси белую кашмирскую шаль и большую английскую вуаль.
Он проводил меня до оранжереи.
— До завтра, Жоржина, до завтра.
Комедиантка вернулась домой в шали Жозефины.
* * *
Так прошла первая ночь м-ль Жорж в Сен-Клу. Тем, кто знал бурный нрав будущего императора, трудно поверить, что комедиантка не была атакована, раздета и осыпана мужскими милостями в первые же десять минут. Но мы знаем, что авторы мемуаров чаще всего пишут их для того, чтобы красиво завуалировать свои слабости.
На следующее утро м-ль Жорж пришла снова. На этот раз, пишет она, Бонапарт рискнул проявить робкую галантность:
"Консул был нежнее, чем вчера, и более настойчив;
я трепетала от волнения, не осмеливалась сослаться на стыдливость — ведь я пришла к нему по доброй воле. Я изнемогала от его нежности, но он был так деликатен, так боялся оскорбить стыдливые эмоции юной девушки; он не хотел принудить меня уступить ему, он. желал пробудить нежное чувство без насилия.
И это чувство пробудилось в моем сердце, оно забилось так сильно, я была в плену у любви. Я любила этого великого человека, который был со мной так деликатен, сдерживал свои желания, уступая воле ребенка, подчинялся моим капризам".
На третий день, наконец — опять же по версии м-ль Жорж — Первый Консул перешел к действиям.
Послушаем опять комедиантку:
«Он снимал с меня одежды одну за другой, изображая горничную с такой веселостью, так изящно и корректно, что нельзя было устоять. Этот человек увлекал и чаровал, он становился ребенком, чтобы пленить меня. Это не был Консул, это был влюбленный, но чуждый грубости и насилия; он обнимал так нежно, уговаривал так настойчиво и деликатно, что его страсть передалась мне…»
Полностью раздев комедиантку, Бонапарт, наконец, блистательно завершил сеанс благовоспитанности в любви. После первого успеха, он до самого рассвета неутомимо продолжал любовные уроки хорошего тона. Немного сконфуженная м-ль Жорж продолжает:
"Мы расстались в семь часов утра, но я была смущена зрелищем прелестного беспорядка, оставшегося после этой ночи, и пролепетала:
— Позвольте мне прибрать постель…
— О, но я помогу тебе, моя Жоржина!
И он был так добр, что вместе со мной расправил простыни на ложе недавнего сладкого забвения и нежности…"
Приподняв свои очаровательные ягодички и все покрытое нежным пушком тело навстречу ветру страсти Бонапарта, м-ль Жорж стала не только его любовницей, но и бесценной свидетельницей Истории.
Связь Первого Консула и Жоржины, несмотря на все предосторожности любовников, стала известна публике.
Вскоре появились насмешливые куплеты, достаточно вольного тоиа. Вот один из них:
Во дворце Сен-Клу,
Не стыдясь ничуть,
Чаровница Жорж
Обнажила грудь…
Так дивно хороша
Эта панорама,
Что встал торчком костыль
Дядюшки Барнаба[36].
У красотки Жорж
Разгорелись глазки,
Ей это по нраву.
Скинула чулочки
Некоторое время все распевали насмешливую песенку; потом непочтительные парижане совсем потеряли страх.
Скинула рубашку
И в постель нырнула,
Чтоб отведать палочки
Славного Барнаба.
Однажды во Французском театре, когда м-ль Жорж играла в трагедии «Цинна», Наполеон окончательно убедился, что его лакеи подслушивают у дверей и распускают языки. Когда юная артистка начала одну из сцен словами:
«Если Цинну я обольщу, как многих других обольщала…», докончить ей не удалось — все зрители встали и повернувшись к ложе Первого Консула, начали бурно аплодировать.
Это отнюдь не доставило удовольствия Жозефине.
* * *
Болтливые лакеи могли бы много еще чего порассказать.
Забавы Бонапарта с м-ль Жорж принимали иногда весьма экстравагантный характер. Лакеи и горничные, толпясь у дырочек замочных скважин, видели хозяина Франции, проказничающего как подросток: прячущегося под столом, надевающего платье Жоржины, изображающего оперного певца, строящего гримасы…
Этого неизвестного историкам, но забавного и обаятельного Бонапарта рисует м-ль Жорж в своих «Мемуарах»:
"Я приезжаю вечером в Тюильри. Констан говорит мне: «Консул уже поднялся наверх, он Вас ждет».
Я поднимаюсь наверх. Никого. Прохожу через все комнаты. Никого. Зову. Никого. Звоню Констану:
— Что, Консул снова спустился вниз?
— Нет, мадам, ищите хорошенько.
И он украдкой показывает мне на дверь будуара, где я уже была и никого не обнаружила.
Я вхожу и нахожу Бонапарта, укрывшегося под подушками и заливающегося смехом словно ребенок".
А вот еще один эпизод (снова рассказывает м-ль Жорж):
"У меня был венок из белых роз. Первый Консул, у которого в этот вечер было очаровательно мальчишеское настроение, надел этот венок и, обернувшись ко мне, шаловливо спросил:
— Правда, Жоржина, я красив в этом веночке? Похож на муху в молоке!
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
