– Мнение таких типов, как ты, меня не волнует! – презрительно процедил Гриффин, забирая покупки. Пистолет, однако, он на всякий случай не стал прятать далеко.
Весь путь от магазина до конюшни Жоли и Гриффин молчали, и это молчание угнетало обоих не меньше, чем нестерпимая жара на улице. Впервые Гриффин стал замечать косые взгляды прохожих, которые те бросали на Жоли, – многие в первую очередь видели в ней некультурную дикарку, а не привлекательную женщину. Жоли же шла с гордо поднятой головой, словно и не замечала этих взглядов, и это больше всего восхищало Гриффина.
– На тебя всегда так смотрят белые, Жоли? – спросил он, когда они уже были в конюшне. – И ты это терпишь?
– 'Аи, — грустно кивнула девушка. – Ничего не попишешь, Гриффин, такова жизнь. Утешает лишь то, что не все думают так, как этот тип Барлоу. – Жоли улыбнулась, и улыбка эта была подобна солнечному лучу, прорезавшему облака. – Впрочем, и апачи точно так же думают об 'indaa'. Они считают, что белые люди грубые, глупые и не знают хороших манер.
– Я смотрю, расовые предрассудки присущи всем народам! – рассмеялся Гриффин. – Когда-нибудь потом еще расскажешь, что думают индейцы о белых…
Но случай рассказать об этом так и не выпал. Приготовления предстояли серьезные, и всем четверым пришлось повертеться. Лишь через несколько дней все наконец-то было готово для того, чтобы отправиться в путешествие за удачей. Все, разумеется, держалось в строгой тайне.
Джордан, Эймос, Гриффин и Жоли снова сидели в холле гостиницы «Фэрмонт» за маленьким столом в дальнем углу.
– Никто не должен знать, куда мы идем, понятно? – строго наставлял друзей Эймос. – Хватит с нас и тех трудностей, которые выпадут нам, когда мы будем проходить через земли апачей.
– Разумеется, старик! – улыбнулся Джордан. – Именно поэтому я решил распределить обязанности. За покупками будем ходить порознь – так меньше шансов вызвать у кого-нибудь подозрения. Кстати, Эймос, как поживают твои друзья Чарли и Сэм?
Негр усмехнулся, покачав коротко стриженной головой:
– Видел я тут недавно Чарли – в одном, скажем так, злачном месте. Он был, как обычно, сильно пьян и лежал на груди самой огромной женщины, которую я когда-либо видел!
Веселая болтовня Эймоса долетала до Жоли словно откуда-то издалека. Она почти не участвовала в разговоре – все ее мысли снова были заняты Джорданом. Почему и теперь он не изменил своего отношения к ней – по-прежнему в лучшем случае не обращает на нее внимания, а в худшем грубит? С их первой ночи прошло уже три ночи. Они проводили их вместе, но в остальном все оставалось по-прежнему. Впрочем, и сами ночи были уже не те, что первая. Были и нежность, и страсть – такая, что Жоли удивлялась сама себе. Она вся буквально загоралась лишь от одного прикосновения сильных рук Джордана к ее груди или одного его нежного поцелуя. Удивлялась она и той покорности, с которой отдавалась Джордану. Но он ни разу не сказал, что любит ее, и никогда ничего не обещал ей на будущее…
Жоли и сама пока еще боялась заводить речь о будущем. Она уже достаточно пожила на свете, чтобы понимать, что в некоторых делах следует быть терпеливой. Так что пока ей оставалось лишь ждать, когда Джордан сам захочет произнести те слова, которые Жоли так хочет от него услышать.
Но не только Жоли вполуха слушала болтовню Эймоса. Гриффин мыслями тоже был далеко отсюда. Он думал о Джордане и Жоли. До каких пор, в самом деле, дядя будет испытывать терпение девушки, а она все прощать ему? Жоли напоминала парню птичку, дожидающуюся наконец рассвета, чтобы иметь возможность встретить солнце веселым пением. Неужели Джордан не понимал, что эта девушка не такая, как те женщины, с которыми ему до сих пор приходилось иметь дело? Другие девушки согласны терпеливо ждать чего-либо от мужчины, не предпринимая никаких шагов, но Жоли не из таких – Гриффин чувствовал, что очень скоро ее терпение лопнет. Как и его, Гриффина. Если так будет продолжаться, то скоро, очень скоро ему придется сказать дяде все, что он о нем думает. А впрочем, если взрослый человек сам не понимает элементарных вещей, то почему шестнадцатилетний племянник должен объяснять ему их?
Ночи, которые Джордан и Жоли проводили вместе, Гриффин и Эймос проводили в салунах. Но если Эймос, как правило, уходил спать довольно рано, то Гриффин заявлялся в конюшню, где они с Эймосом ночевали, лишь под утро, причем в сильном подпитии.
– Хватит паясничать, парень! – заявил на третий вечер негр, поймав Гриффина за ремень брюк, когда тот в третий раз свалился с лестницы при попытке подняться на сеновал. – Слава Богу, что мы завтра отчаливаем, а то черт знает до чего тебя могут довести твои возлияния!
– Я в-вовсе не п-пьян, Эймос… Ик! – заплетающимся языком произнес Гриффин и улыбнулся. – Я т-трезв как стеклышко!
– И это называется трезв… – Эймос укоризненно покачал головой.
– М-может быть, – Гриффин качался, словно дерево на ветру, – я п-пью… это самое, как его… ч-чтоб забыться!
– Забыться? И что же такое было в твоей юной жизни, приятель, что ты хочешь это забыть? Конфет, что ли, в детстве переел?
Гриффин был слишком пьян, чтобы уловить иронию в словах негра.
– Н-нет. – Он отрицательно мотнул головой. – Это… как его… Ж-жоли… Да, Ж-жоли слишком м-молода… ик!.. и н-невинна… не знает ж-жизни… – Громко икнув, Гриффин повалился на солому.
Эймос вздохнул и лег рядом, рассеянно покусывая соломинку. Да, не в добрый час они связались с этой девчонкой! Пытаясь во что бы то ни стало защитить ее от дяди, Гриффин лишь усложнял ситуацию. Эймос и сам сочувствовал Жоли, но встревать между Джорданом и Гриффином ему не хотелось.
Спорить с мальчишкой сейчас бесполезно – он уже успел отрубиться. С Джорданом тоже – он просто скажет Эймосу, чтобы тот не лез не в свое дело.
Негр встал и лениво поплелся туда, где лежал его матрас. Наверное, не стоит сейчас выяснять отношения, лучше хорошенько выспаться перед дальней дорогой. В душе Эймос надеялся, что, когда все четверо снова окажутся в пути, им будет не до разногласий.
Джордан, как ни странно, в этот момент думал о том же, о чем и Эймос. Рядом мирно посапывала во сне Жоли.
Скоро она уже свыкнется с ролью любовницы, начнет пилить его, словно жена, – сколько у него уже было женщин, и с каждой с роковой неизбежностью повторялось одно и го же, думал Джордан, рассеянно глядя в потолок. Снова лгать, выдумывать нежные слова, изображать страсть, которая на самом деле уже давно остыла… Стоило ли вообще ввязываться во все это, чтобы вновь повторилась знакомая до тошноты история? Когда женщина сама предлагает себя, ')то даже неинтересно… Все то же самое – только женщина другая…
Другая… Эта неожиданная мысль вдруг заставила Джордана вздрогнуть. Жоли действительно была другой. Да, инициатором их близости была она, но в поведении ее не было ничего от того искусно-расчетливого обольщения, отличавшего всех девиц из салунов, с которыми, как правило, приходилось иметь дело Джордану. Жоли была открытой, искренней, безыскусной, честной.
