— Видела бы ты его в деле!.. Давай-ка лучше привяжем его к креслу, а то дернется, и ты его не удержишь.
Ян сосредоточился и приложил руку к голове Ивана. Он чувствовал, он видел эту пулю. Она воткнулась прямо в мозг и теперь под действием его руки разворачивалась. Иван громко застонал, а Беата от неожиданности отшатнулась.
— Кинжал, быстрей!
Девушка сунула ему кинжал, и Ян сделал на коже надрез. Почти в ту же секунду пуля вывалилась ему на руку и прилипла к ладони. Такой быстроты Ян и сам не ожидал, а поскольку не имел представления о физике, то и не смог бы объяснить, как это его ладонь вдруг превратилась в мощный магнит; как его мозг управлял движением пули по тому же каналу, какой она пробороздила прежде. Беата только ахнула, когда он показал ей окровавленный кусочек свинца; глянула на юношу с восторгом — она сразу почувствовала, что он необычный хлопец! — и тут же занялась обработкой раны, из которой вытекло совсем мало крови. Удивило её, что Иван даже не проснулся. Впрочем, и сон его был таким же ненормальным, как и все происходящее вокруг.
— А ты молодчина, Беата, — сказал Ян, наблюдая за её умелыми, спокойными движениями. — Признаться, я думал, ты совсем другая.
— Трусливая, угодливая? — спросила она и, не дожидаясь ответа, вздохнула. — Тебе бы пройти через такое!
Какое — такое, Ян и не хотел знать. Надоели ему эти намеки, страхи-ужасы. К тому же, он — не священник, чтобы отпускать грехи, и не господь, чтобы карать за них. Обитатели замка против воли втянули его в свою войну. Разве он хотел убивать Епифана? Или делать что-то плохое Юлии? Иван, небось, мечтает убить и её. Говорит, око за око. А Яну что до этого? Всего-то ему надо было от жизни: дойти до города и найти там себе работу… Лукавил сам с собой хлопец. Совсем другие мысли стали закрадываться в его голову; нужно учиться. Всему. Жизни. Наукам. Чувствам. Чтобы никто впредь не смог принуждать его жить не своею жизнью.
— Ты пока посиди возле Ивана, — он развязал своего все ещё спящего пациента и ободряюще кивнул Беате, — а я быстро, только за его невестой схожу. Пусть сама своего жениха и выхаживает. Не дай бог, тебя хватятся!
Ян тем же путем поднялся наверх и отыскал комнату пана Зигмунда. Он не хотел шуметь, будоражить, куда-то врываться, потому в дверь пана осторожно постучал и услышав: "Кто там?", вежливо ответил:
— Ян Поплавский.
— Заходи, — приказали ему. Парень вошел. Пан Зигмунд сидел в своем любимом резном кресле и целился в него из нагана.
— Оружие есть?
Ян осторожно вывернул карманы.
— Ты, видно, парламентер? — презрительно хмыкнул пан Зигмунд. — И что же хочет предложить граф Головин за свою очаровательную невесту?
Только теперь Ян заметил сидящую на стуле сразу же за дверью красивую незнакомую девушку с коротко стриженными волосами. Руки её были связаны за спиной, ноги привязаны к ножкам стула.
— Можешь убедиться сам и передать графу, что я охраняю прекрасную Матильду тщательнее, чем родную дочь. Главное — она не сможет сбежать, а значит, и не заблудится в незнакомом месте.
— Мерзкий паук! — сказала девушка.
— Ко всему прочему, — захохотал пан Зигмунд, — я ещё вынужден терпеть оскорбления от этой особы. Не пойму, что нашел в ней такой аристократ: она же ругается, как извозчик! Это обойдется господину графу намного дороже.
Пан грозно нахмурился: ему надоело притворяться.
— Так с чем ты пришел ко мне, байстрюк? Граф хочет предложить золото, драгоценности? Чего он добивается, похищая моих охранников? Он ведь убивает их, не правда ли? И ему это нравится. Наша плененная мадемуазель даже не подозревает, какого монстра могла иметь в мужьях. Она сказала бы мне спасибо за то, что я пытался выкорчевать это гнилое семя! Никто из вас не уйдет отсюда живым, потому я могу пооткровенничать. Граф думает, я купил этот замок. Он ошибается. Бекам всегда хватало гордости, но не хватало денег.
Зигмунд мечтательно улыбнулся.
— О, мои предки эту нехватку с лихвой заменяли сообразительностью. Когда узнал я, что у покойного Головина, папаши нашего Федора, есть ещё и внебрачный сын, я понял, — это шанс! И точно. Папаша перед смертью признал сиротку. Нет, многого он ему не дал. Наследство, драгоценности — это не для внебрачных. Он послал его учиться в университет. Мальчик с детства проявлял интерес к хирургии: отворачивал головы птичкам и вешал на проволоке кошек. Его мать — немка, дочь боннского колбасника. Головин-старший снимал у них квартиру, когда учился.
Зигмунд окинул взглядом внимательно слушающих Матильду и Яна.
— Мадемуазель, вернее, фройляйн, Вальтера знает. Под другой фамилией. Что поделаешь, у братьев вкусы сходятся! Но Вальтер Толлер — это не Федор Головин, хотя по сути в них гораздо больше сходства, чем во внешности. Когда Федор Головин и вся его родня официально умерли, — кто естественной смертью, кто с помощью определенных сил, я поехал в Бонн и нашел Вальтера. К тому времени он уже имел диплом врача и на мое предложение вступить во владение замком с тем, что в своем завещании он укажет наследницей мою дочь Юлию, Вальтер согласился. Мы оформили документы. Вальтер выдвинул дополнительные условия: ему, видите ли, хотелось продолжать свои медицинские опыты, но уже не на кошках и голубях, а, как он выразился, на человеческом материале. Большого труда мне это не стоило, и, кстати, не давало застояться моим волкам. Но тут вдруг воскрес из мертвых Федор Головин… Положительно, эта семья решила не давать мне покоя всю жизнь. Вначале её отравлял папаша — Аристарх Головин. Видит бог, не хотел я с ним воевать, но эти самонадеянные аристократы…
Пан Зигмунд скрипнул зубами, и Ян увидел, как из-под маски жестокости и ненависти выглянула глубокая незаживающая боль и тут же спряталась, непривычная к свету.
— В них может сочетаться образованность, любовь к изящным искусствам и самая низменная страсть к чужой жене… Мысль о том, что я не убил его на месте, до сих пор не дает мне спать. Я сказал Аристарху, что уничтожу весь его род, а его богатством будут владеть мои дети, — он рассмеялся мне в лицо!.. Но мы отвлеклись. Так что же предлагает граф? Что молчишь, быдло, или от страха у тебя отнялся язык?!
С самого начала Янек решил свои способности перед паном не выказывать, но презрение, прозвучавшее в голосе ясновельможного, его унижающий тон, нежелание парня выглядеть ничтожеством в глазах хорошенькой девушки начисто стерли его благие намерения. Он ощутил знакомое покалывание в кончиках пальцев, в висках, в груди: отовсюду, с самых крошечных кусочков кожи стали будто отрываться пучки энергии и подобно ручейкам сбегаться к глазам, чтобы истечь одним мощным лучом. Он поднял голову и посмотрел пану Зигмунду в глаза. Тот вздрогнул.
— Чертово отродье! Так вот какой сюрприз припас мне проклятый граф!
Их взгляды схлестнулись. Заряд энергии пана, напоминающий тонкий лучик, просто утонул в мощном луче Яна. Зигмунд закричал:
— Не смотри так! Ты делаешь мне больно. Я не выдержу. Я не могу больше. Сердце!..
