Он без труда проник на склад, сорвав символический замок. Строй мешков с одеждой приветствовал его в этом царстве загубленных душ. Он долго искал что-нибудь своего размера. Наконец нашел — черный костюм в тонкую полоску, шикарные мокасины, и только отсутствие подходящей рубашки удерживало его внутри. В конце концов отыскалась и рубашка, сидевшая на нем как влитая, вот только вместо нормального воротничка у нее была стойка.
Полностью одетый, он повернулся к двери и тут увидел одного из посланцев Князя Тьмы. Верно, тот уже какое-то время прятался в полумраке и наблюдал за его поисками, потому и не выказал удивления. Напротив, улыбаясь, заложив руки за спину, стоял, широко расставив ноги. Темный мундир с семью блестящими серебряными пуговицами, на поясе с одной стороны — футляр с телефоном, с другой — кобура с оружием.
— Меня ждут, — медленно проговорил он. — Не смей меня задерживать.
— Я и не собираюсь, — усмехнулся посланец, — мы ведь пойдем вместе. Подними только чуть-чуть руки. Я хочу посмотреть на твои ладони.
Он не противился. Сказал только:
— Видишь, они еще не пробиты!
Уже на пороге, когда тот пропустил его вперед, он неожиданно обернулся и ударил его лбом прямо между глаз, в переносицу. Посланец Князя Тьмы со стоном упал на дощатый пол. Но сознания не потерял и потянулся к кобуре, а может, к телефону. Он не мог его так оставить — через минуту весь дом на холме был бы уже в их власти. Наступил ему на шею и несколько раз подпрыгнул. Когда тот перестал шевелиться, расстегнул его мундир и вытащил из внутреннего кармана бумажник Достал из него несколько купюр и фото блудницы. Потом отстегнул кобуру и сунул в карман своего пиджака холодный тяжелый предмет: из фильмов он знал, что этот предмет дает власть над обычными людьми. Покидая дом на холме, в котором прошла почти вся его взрослая жизнь, он не испытывал ни радости, ни сожаления, поскольку чувствовал — нет, точно знал, — что отправляется навстречу своему предназначению, как и повелел Господь.
Пока же Господь вывел его за ворота большого парка, окружавшего дом на холме, но ничего конкретного не потребовал. Из этого он заключил, что может немножко себя побаловать. Ему всегда хотелось прогуляться по берегу озера с другой стороны ограды, как влюбленные парочки или одиночки, — обойти по валу весь водоем, а в конце остановиться возле шлюза и поглядеть на бурлящий каскад или башню сгоревшего костела, отражающуюся в зеркале воды. Он шел не спеша, завороженный голубизной неба и облаками, которые плыли по зеленоватому зеркалу, как мысли в его мозгу, — так он всегда это себе представлял. Примерно на полпути, там, где вал приближается к парку на холме, он приостановился, чтобы посмотреть на окна дома, который покинул. Кое о чем он все-таки жалел: о своих ночных странствиях по коридорам, ведущим в потаенные места, недоступные ни слугам, ни подданным, ни докторам. Лишь немногие, кого коснулся перст Господень, рано или поздно натыкались на проход в бывшей прачечной.
Там, в подземелье, где некогда десятки служанок разводили огонь под огромной плитой и ставили на нее котлы с водой, в которых кипятили простыни, пододеяльники, полотенца, кальсоны, нижние рубашки, где женщины, словно ведьмы, помешивали веселками в этих котлах, сейчас была свалка ненужных либо непонятного назначения вещей. Впервые попав туда ночью, он еще не знал, для чего служат старая, давным-давно не употреблявшаяся мешалка для меда, деревянная мороженица или ортопедический протез с ремешками. Но где-то под покровом пыли и плесени сохранился былой запах чистоты: крахмала, больших кусков мыла «Олень» и пышущей жаром плиты — запах этот он помнил с первых месяцев, а может, и лет своего пребывания в доме на холме. Проход он обнаружил в стене за плитой: несколько кирпичей отсутствовали, и через небольшое отверстие можно было пролезть в коридор, сразу же разветвляющийся в лабиринт.
Сейчас, лежа на траве и, как сигарету, зажав в зубах травинку, он вспомнил первое свое путешествие: тогда он дошел до выложенной кафелем комнаты, где в большой ванне купалась блудница. Она знала разные заклятья и хитрости. Велела ему раздеться донага, затащила в воду, намылила с головы до ног. Потом играла с ним, как с куклой, пока он не ощутил острый укол наслаждения — упоительного, сильнее, чем от удара током. У Посланца Тьмы, от которого ему пришлось избавиться сегодня на складе, была ее фотография. Сейчас он, не вставая с травы, рвал снимок и бросал клочки на ветер, глядя, как часть из них опускается на воду.
В лабиринт его влекло любопытство: можно было повторить уже известный путь и ничего не найти или же попасть в совершенно незнакомую комнату; именно так и случилось однажды ночью, когда ему захотелось еще раз поддаться чарам блудницы. Посреди той комнаты он увидел небольшую клетку. В ней стоял на четвереньках, скрючившись, человечек ростом с маленького ребенка, но больше похожий на звереныша. Он был страшно изуродован: нос и уши отрезаны, глаза выколоты, кожа на локтях, боках и коленях содрана. Рядом с клеткой на табурете сидел старик в длинном белом с узорами одеянии. Он протягивал несчастному калеке на кончике палки кусок колбасы, но так, чтобы тот не мог схватить его губами и всякий раз ударялся обезображенным лицом о прутья клетки.
— Молодец, Телесфор, скоро научишься, — хихикал Хозяин Табурета. — Терпение — единственная человеческая черта, которая у тебя осталась.
— Почему вы это делаете? — робко спросил он, сглотнув слюну. — Зачем?
— Говорят, я когда-то был Лисимахом. Тираном. Так меня назвал Сенека[75]. Но это неправда. Я — сон всех философов. И безумцев. Если ты, деревенский дурачок, понимаешь, что все эти названия и имена значат!
Произнося эти слова, Хозяин Табурета залился смехом, кусочек колбасы упал на пол клетки, и уродец по имени Телесфор всосал его в рот. Только сейчас стало видно, что и язык у него отрезан.
Той ночью, в ужасе убегая по коридору подальше от Хозяина Табурета, он потерял дорогу и не успел вернуться к утреннему обходу Инез. Но даже электрошок и уколы, которые ему назначили, были не такими страшными, как то, что он увидел.
Иногда он натыкался на людей из фильмов. Лысый полицейский, лейтенант Коджак[76], не переставая сосать леденец, допрашивал блудницу.
— Ты здесь сгниешь, сука, — орал он, — за щепотку украденной дури!
Блудница плакала, спрятав лицо в ладони. Он пошел дальше и попал в комнату, где двое шахматистов в пижамах разыгрывали партию.
— Чего тебе надо? — спросил, увидев пришельца, первый.
— Отстань от него, — сказал второй, — все равно ему не постичь нашей тайны!
