— Это невозможно. Мне еще нужно пережить травму, причиненную насилием, понимаешь?
(Да, конечно.)
Начиная с этой минуты, не стану вас обманывать, я понял, что Эва обладала мозгом, перед которым какой угодно психиатр с какой угодно репутацией бежал бы в ужасе.
— Ты злишься?
Но я говорил не с ней, а с таксистом:
— Остановите здесь, пожалуйста.
И тут же вышел.
Придя домой, я включил телевизор, чтобы найти какой-нибудь фильм, где фигурировала бы голая или полуодетая девка, в качестве предмета вдохновения — вы уже поняли для чего. Вдруг, пока я щелкал кнопками, на местном канале появилась Эва, Эва Баэс в роли парапсихолога Эвы Дезире, острая на слово и эзотеричная, дающая советы и откровения старухам-параноикам, вдовам, страстно желающим общения с покойными супругами, угнетенным толстухам, питающим тревожные подозрения в неверности жестоких мужей. Я пару раз видел именно эту программу, потому что программы Эвы часто повторяют: у нее есть почитательницы, ущербные созданья, готовые к тому, чтоб их вели, как крыс, к пропасти ирреального под завораживающую музыку логомахий Эвы Дезире, посла потусторонних миров на телевидении. Но мне в этот момент вовсе не нужен был образ Эвы Дезире, потому что никто не мастурбирует под программу Эвы Дезире, и я тем более. Так что я продолжал искать то, что мне было нужно: девчонку, ласкающую себя или кувыркающуюся с кем-нибудь. (Простая резиновая кукла с торчащими грудями подошла бы.) (Или даже голая ступня с накрашенными ногтями, мокрая от морской воды.) Но для этого был плохой вечер, потому что везде были боевики и конкурсы, и я пообещал себе купить видеомагнитофон, ведь нам, холостякам, нужен этот инструмент, чтобы управлять срочной необходимостью в статистках, стонущих перед нами словно животные, ласкаемые стальной рукой.
Наконец я нашел кое-что, все же лучше, чем ничего: рекламу снаряда для укрепления мышц. (Он поддерживает тебя в форме, позволяет тебе сбросить нежелательные килограммы.) Улыбчивая блондинка с внешностью северной булочницы, затянутая в голубое трико, делала упражнения, размахивая конечностями.
Счет стоял на секунды. Нужно было торопиться.
Забавно: в ту пору все мы завели себе подружек, или что-то вроде того, и это нас несколько разделило: Хуп начал встречаться с Роситой Эсмеральдой, болтливой и категоричной парикмахершей, которая мечтала стать актрисой и меняла макияж, прическу и цвет волос каждую неделю, как будто жизнь была для нее косметическим карнавалом; поэт Бласко говорил, что его связывают узы постели и сердца с одной таинственной замужней антрепренершей, с которой он познакомился в своих скитаниях по гериатрическим дискотекам, в то время как Мутис часто выходил в свет с девушкой по имени Рут, очень молодой и несколько эфирной, почти такой же молчаливой, как он сам, — у нее был такой вид, словно она пережила тяжелое детство и намерена прожить взрослую жизнь, несколько более трудную, чем детство.
Странно, что до сих пор я мало говорил об этих делах, о том, что касается любовных похождений моих друзей, и, полагаю, настал подходящий момент, чтобы заполнить этот документальный пробел.
О Хупе вы уже кое-что знаете: он бродит в поисках наудачу, потому что питает веру в то, что сексуальное удовлетворение — это единственный способ держать в рамках тоску и безумие:
— Видишь ли, Йереми, приятель, член нужно все время развлекать. Если член заскучает, он атакует тебя прямо в голову и начнет практиковать на тебе магию вуду, втыкать тебе смазанные ядом иголки в нервную систему, и все прочее. Член — он такой. На то он и член.
(Таково мнение Хупа.) С другой стороны, Хуп придерживается теории «телепатического пистона», которая лично мне кажется теорией сомнительной в качестве метода, но приемлемой в качестве метафоры.
— Телепатический пистон?
Хуп рассуждает о нем следующим образом:
— Бывает, ты чувствуешь себя могущественным, когда ты замечаешь, что твой разум мог бы сдержать жизнь вселенной или заставить мир вертеться, словно волчок, по своей прихоти. Когда ты себя так чувствуешь, ты чувствуешь себя потрясающе. Ты видишь издали незнакомую девчонку и говоришь себе: «Сейчас я этой незнакомой девчонке вставлю телепатический пистон», — и вот ты принимаешься пристально смотреть на нее, чтобы отправлять ей посылы могущества, и тогда она что-то замечает, оборачивается, ищет тебя взглядом, — а ты стоишь там, вставляешь ей телепатический пистон. Потому что они это замечают. Некоторым нравится, другие обижаются, когда как. Но тебе это все равно: твоя миссия заключается в том, чтоб вставить телепатический пистон. И вот твой член, сотканный из тумана, отправляется туда по воздуху, как маленький прозрачный призрак, чтобы залепить незнакомке электромагнитный пистон до основания влагалища.
Бласко, поэт трагических лун, певец похмельных рассветов, работает над взрослым племенем. Он завсегдатай дискотек, специализирующихся на увядающих клиентках: разведенных в возрасте, холостячках в возрасте, вампиршах в возрасте… (Все в возрасте.) И вот этих королев он обхаживает, когда не гуляет с нами: он надевает свой черный костюм и черный галстук, и покрывает волосы лаком, и ухаживает за женщинами при помощи симфонических и мрачных стихов или речей, являющих собой смесь лиризма и гнусности, и этот коктейль срабатывает, по его словам, потому что суть вот в чем: начиная с определенного возраста все нуждаются в сентиментальности и в цинизме, в смеси обеих этих вещей, именно так, потому что почти никого не интересует каждая из них, явившаяся в отдельности. (Возраст — это плохая штука, в конечном счете. Для всего. Для разума, для простаты…) (Для всего.) Однажды мы пошли вместе с Бласко в одно из его заведений, в «Эмбрухо», и, по правде говоря, мы чувствовали себя там как одичавшие коты, бродящие вокруг рыбных магазинов, в ожидании того, пока им кинут то, что вот-вот начнет тухнуть. (И мы больше уже не ходили в «Эмбрухо».) (Потому что нам показалось, что мы слишком близки к тому, чтоб согласиться с тем, что мы — даже не коты, а также еще и тухлая рыба.) (И заметно было, кроме того, что свергнутые с трона королевы считают себя не тухлой рыбой, а ангорскими кошками.) (Ну, кроме одной, очень пьяной, той, что там плакала.)
У Мутиса — мало женщин, но именно ему обычно достаются самые лучшие, из всех нас четверых. Почти все его девушки — его ученицы: на каждом курсе он встречает какую-нибудь полупсихопатку, полупоэтическую натуру, полу-gore[29], увлекающуюся черным бельем, какую-нибудь почти девочку, еще не оформившуюся, хотя и с сознанием, зараженным неконкретными страхами, и он ложится с ней в постель или ограничивается тем, что гуляет с ней по барам, показывая ей удовольствия и ужасы этого мира, на манер апокалиптического духовного гида, ненормального и молчаливого.
