— Думаешь, нам следует превратить в черный оплавленный шар Орум и все ревячьи планеты?
— Нет. Здесь другая проблема. Кем мы станем, если такое совершим? Мы приравняем себя к нашим врагам. Эта мысль проходит через все «Эко-Тех Диалоги», и все-таки каждое поколение хочет про это забыть.
— Не вижу причин для уничтожения их планет! — Тристин ощетинился при мысли о такой жестокости. Он читал «Диалоги», не упустив ни запятой. — Они не бросали на нас ядерные бомбы, и мы не думаем о таком варварстве.
— И не бросят. Им нужны годные для жизни владения. Но как насчет, скажем, четырех кубических кайев камня, свистящего по спирали через атмосферу Перльи? Насколько цивилизованными мы после этого станем?
— Как ни крути, но если я приму твою позицию, то выход в поголовном уничтожении ревяк.
Отец рассмеялся.
— Не следует принимать мою позицию. Найди лучшую. Или способ ее опровергнуть. Полагаю, время, которое ты посвятишь Службе, пойдет тебе на пользу.
— А мы можем обсудить кое-что, кроме заката цивилизации? — вмешалась мать. — Мы видели Салью меньше месяца назад, когда она прилетала с Хелконьи.
— Там хуже, чем на старой Венере, но говорят, она однажды станет такой же зеленой, какой когда-то была Земля, — Элсин пригубил вина из кубка. — Конечно, потребуется миллениум. И продукция половины системы. Мыслящие лемминги, вот мы кто.
— Как Салья? — спросил Тристин.
— Нашла кое-кого. Он майор, думаю.
— Скорее, он ее нашел, — предположила мать. — Она никогда не высматривала женихов.
— Так всегда и бывает. Я нашел тебя, дорогая. Ты тоже никого не высматривала, — просиял Элсин.
— И теперь не высматриваю, пусть даже ты по уши увяз в саду и расчетах, как утилизовать отходы горючего. У тебя есть особое обаяние, которое со счетов не сбросишь.
— Кажется, он тает от счастья, — заметил сын.
— Тает? Да он уже давно растаял и плещет на солнышке, — рассмеялась мать. — Помнишь, как вы с Сальей подрыли каменный мостик, и он свалился прямо в пруд с карпами?
— Я и не подозревал, что он ничуть не удивится нашей проделке, — Тристин улыбнулся отцу. — А тот случай, когда Салья запустила флюоресцирующего карпа в нижний пруд и сказала, что старого карпа, оставшегося после дедушки, поразил особый ихтио-вирус, паразитирующий на рыбах? Или когда…
Глава 17
Тристин допил зеленый чай из керамической кружки, тяжелой, громоздкой и тоже зеленой. Дедушкино творение, подарок внуку по случаю десятой годовщины.
— А-а… Чего-то такого вечно не хватает…
— Думаю, ты уже говорил об этом. — Элсин поставил свою чашку, меньшего размера и более хрупкую, у тарелки, полной тонких фруктовых ломтиков.
— Вероятно. Я мог не раз и не два что-то такое сказать.
Отец прыснул.
— Хочешь еще? Ты изрядно попыхтел сегодня, упражняясь.
— Нет. Разве что позднее. Ты работаешь над проблемой стоков нынче утром?
— Я могу отложить расчеты. Ты говорил, что хотел бы податься к Скалам. Мы можем махнуть туда вместе.
— Там лучше после полудня. А прямо сейчас, с утра, я предпочел бы просто прогуляться. Мне нужно еще чуток поразмять ногу.
Отец кивнул.
— Если ты этого хочешь, давай. Я поработаю, затем свернусь, и после ланча мы возьмем скутер.
— Хорошая мысль. — Тристин встал и прошел к раковине, чтобы помыть кружку. — Когда сегодня появится мать? Кажется, она ушла еще до того, как я проснулся.
— Она упоминала о каких-то тестах. И придет не слишком поздно, но не была уверена, что освободится рано. И страстной поклонницей Скал ее не назовешь. Так что, думаю, сегодня подходящий день для их посещения.
Тристин улыбнулся. Замечание отца об отношении матери к Скалам было сильно приуменьшено. Когда и где бывший инженер корабельных систем мог приобрести такой страх высоты? Мама часто казалась сыну сотканной из противоречий.
— Я не слишком надолго, — сказал Тристин. — Неохота торчать в доме, когда на дворе так славно.
— Как сочтешь нужным. Мы можем двинуться в путь, когда бы ты ни вернулся, — Элсин отодвинул свой тяжелый деревянный стул, встал и понес чашку с тарелкой к старомодной раковине. Вымыв свою посуду, он потянулся за тарелкой сына.
— Мою мыть не нужно.
— Возражений нет, — ответил отец. — Сходи прогуляйся или что ты там задумал, а я поколдую над стоками, ну а затем Скалы. А на ланч можно зайти к Хирину.
— Хорошо бы. Там все еще подают это кушанье с жареными грибами?
— Когда я туда заходил в последний раз, подавали, — Элсин поставил посуду в сушилку, позаботившись, чтобы зеленая кружка ни во что не врезалась.
— Здорово. Такого рода еды не добудешь на Маре. — Тристин встал и поглядел через окно на чистые зеленоватые небеса. — Да, на дворе славно. Я ненадолго.
— Вернешься, когда захочется, и зайдешь за мной, — Элсин одарил сына улыбкой, но не направился к себе в кабинет. Просто стоял и смотрел. Тристин подошел к нему и наскоро обнял.
— Ненадолго, но мне действительно нужно размять ноги, прежде чем мы куда-нибудь поедем.
Элсин кивнул и молча наблюдал, как сын идет к выходу. Тристин закрыл за собой дверь и помедлил на небольшом крытом крылечке. Скользнул взглядом по ступенькам и по извилистой дорожке, любуясь садом, задержался на кедре бонсаи в круглой чаше, которую мощеная тропинка, разделившись, обегала с двух сторон. Деревце, казалось, ничуть не подросло с того дня, когда он отбыл служить на Мару, и даже с того времени, когда он ребенком впервые заметил этот кедр. Бонсаи требуют тщательного ухода, но если все делать правильно, то разницу в два-три десятка лет почти невозможно уловить.
Легкий ветерок погладил его лицо, неся запах ранних цветов и низких сосен, окаймлявших сад справа и слева. Смена времен года!.. Как ему не хватало этих изменений в состоянии листвы. Ботанический купол в Клисине тоже неплох, но как же редко приходилось бывать там.
Порой он спрашивал себя: если он так влюблен в деревья и травы, почему согласился учиться на пилота? Чего ему действительно нужно от Службы? Или он служит просто потому, что на его подготовку затрачены средства, и немалые? Или он пока не нашел своего места в жизни?
Тристин спустился с крыльца, дошел до малыша-кедра и остановился, прослеживая прихотливый рисунок ветвей. Его пальцы коснулись мха у основания деревца. Суховат. Ясное небо не обещало обильного дождя, но за считанные часы все могло измениться. Утреннее солнышко грело лицо Тристина. Он двинулся по дорожке от дома, а затем, замедлив шаги, по аллее к Бульвару Солнечного Танца, откуда свернул на более узкую мощенную камнем тропу, бегущую краем Аллеи Хородиски. Солнечники порхали среди норфолкских сосен с симметрично расположенными ветками. Сосны занимали среднюю часть склона и загораживали дом на холме. Ниже деревьев протянулась полоса дерна. Обложенные камнем клумбы с цветами отделяли дорожку от травы. Пташка-солнечник, совсем птенец, судя по бледности зеленого оперения, подпрыгивала на кончике ветки. Пташка неловко трепыхала крыльями, чтобы вырваться из крепкой паутины, натянутой меж сосновых ветвей. Еще миг, и птенец освободился, порхнул в сторону вершины холма и пропал среди деревьев. Тристин улыбнулся и пошел дальше. Трифелы реяли над клумбами, их длинные зеленые усики погружались в бахрому бутонов, а крохотные пурпурные цветы дарили утру свой медово-лавандовый аромат. Малявка-электроскутер прогудел, неся темноволосую парочку. Мужчина кивнул Тристину, женщина поглядела в лицо и отвернулась. Тристин хотел ответить вызовом, но скутер уже удалился. Это ему мерещится, или его и вправду принимают за ревяку?
