— Пожалуй, как раз поведение.
— И что же в нем… эдакого? Шагалан улыбнулся.
— Рад бы вам подсказать, помочь советом, сир, но точно описать это трудно. Вернее, невозможно.
— Ну, хотя бы попытайтесь. Я постараюсь понять.
— Вообразите себе человека свободного. Свободного абсолютно, без границ. Для него нет и не может быть каких-либо правил или норм. Разумеется, он знает об их наличии в мире, но совершенно не применяет к себе. Если он и держится в неких рамках, то единственно потому, что это положение соответствует его внутренней природе. В тот миг, когда соответствие исчезнет, рамки будут нарушены без терзаний и сомнений. По-вашему, такое мыслимо?
— Напоминает что-то из древних мудрецов, — скривился Риз. — Правда, у них все ограничивалось бумагой… Значит, ваша цель — достижение полной свободы?
— Отнюдь, перед вами лишь скромный набросок одного из фрагментов происходящего. Тем не менее попробуйте теперь вообразить, сир, что с подобными людьми вам и предстоит иметь дело. Затея вовсе не безнадежна, но потребует некоторой гибкости. Например, для свободного человека не существует понятия верности.
— То есть он выбирает предательство?
— Без верности предательства не существует также. Свободный человек признает чье-то верховенство, следует чьим-то указаниям ровно настолько, насколько это совпадает с его внутренней природой.
— Одной природой? — Риз покачал головой. — А если ему, допустим, предложат принести присягу?
— Неужели вам еще не известен ответ, сир? Конечно, если очень настаивать, человек способен выполнить необходимый ритуал.
— Но это совершенно не свяжет его?
— Ни в малейшей степени. Пока действия правителя совпадают с природой человека, они все равно остаются наивернейшими союзниками.
— А в тот миг, когда нарушает?.. — Герцог вздохнул. — Ясно. Занимательная открывается картина, сударь. Какое все-таки счастье, что не все наши подданные грезят об абсолютной свободе… И много ли нужно для превращения в подобного человека?
— О, сущие пустяки, сир. Лет десять упорных занятий и работы над собой.
Вельможа помолчал, искоса разглядывая странного собеседника. Потом отвлекся на шум новых учебных схваток.
— М-да. Эти годы вы провели с пользой и стали завидными воинами. Впрочем, и проблем с вами, молодые люди, вижу, возникнет масса. Правители не привыкли подстраиваться под кого бы то ни было, обычно случается наоборот.
— А вдруг мы заслуживаем терпения к некоторым неудобствам? Как смею судить, сир, нас отличит от заурядных подданных не одно воинское мастерство. Хоть это не столь очевидно, наш свободный человек безразличен к власти, славе, богатству, вдобавок умен и прямодушен.
— Последнее далеко не всегда приветствуется во дворцах, сударь… — Впервые за время разговора герцог улыбнулся. — Из сказанного вытекает, что человека, которого вы величаете свободным, нельзя подкупить либо склонить к измене. К ней он в состоянии склониться только сам, верно? Хорошо, возможно, я кое-что уяснил или льщу себе таковой надеждой… Какого же правителя вы намерены осчастливить сотрудничеством в очищенном от варваров Гердонезе?
Шагалан пожал плечами.
— У нас имелись разные мнения, но пока предпочтительным кажется дом Артави.
— Не могу не похвалить ваш выбор, господа, — усмехнулся Риз. — Не сомневайтесь, брат умеет по достоинству оценивать заслуги.
— Даже несмотря на его прославленную скупость?
— Лишь Творец безупречен. — Герцог смутился. — У каждого смертного найдутся недостатки. Тем не менее у принца Демиона черная неблагодарность в их число никогда не входила.
— Тогда бог с ними, с заслугами, — посерьезнел юноша. — Поговорим о конкретной стороне затеи, сир. Как скоро войска принца подготовятся к вторжению?
— Ну… для этого потребуется не так уж много…
— Мы начнем не позднее мая, на то есть свои веские причины. О совместной высадке речь не ведем, но на всякий случай советовал бы его высочеству не сильно от нас отставать. С пустующими долго тронами приключаются всяческие казусы.
Герцог недовольно поморщился.
— Такая постановка вопроса, сударь, не слишком годится для доброго союзника. Коль мы договариваемся о согласованных действиях, подобало бы определиться и с общим руководством.
— Боюсь, в военных делах, сир, именно принцу, вопреки обычаю, суждено подлаживаться под нас, — ответил Шагалан жестко. — У нас нет ни времени, ни желания передавать командование в чужие руки. Максимум — некоторая координация усилий, в остальном же… мы работаем самостоятельно. По крайней мере, вначале.
— То есть вы признаете права Демиона на престол, но воевать собираетесь особняком? Да в придачу указывая наследнику порядок поступков! Не находите, сударь, подобную позицию… оскорбительной?
— Это не блажь, сир. — Юноша поднял на собеседника холодные глаза. — Нам противостоит грозный враг, и, покуда он не сломлен, церемониям не место. Если рациональными выглядят раздельные действия, так тому и быть. Наши с вами силы чересчур разнородны, чтобы быстро и безболезненно слить их воедино. Кроме того, дерзну отметить, сир, мы нужны принцу гораздо больше, нежели он нам. Отсюда и первенство в решениях.
— Воистину смело, — поджал губы Риз. — И дерзко. К вашему сведению, сударь, одна дворянская дружина, сосредоточенная в Даго, превосходит ваш отряд раз в пять!
— Охотно верю. Но поверьте и вы, сир, в открытом бою ваших благородных рыцарей побьют еще скорее и жестче, чем на сегодняшнем показе. Все войско Даго нам не только не соперник, но даже не помощник. Слышал, вы мыслите призвать под свои знамена сотни наемников? Даже они не изменят баланса сил. Без нас всю эту рать неминуемо раздавят в первой же серьезной стычке.
— А ваш отряд без рыцарской поддержки?
Шагалан развел руками.
— Будет чуть труднее, война затянется, но шансы на победу сохранятся высокими. Сейчас в Гердонезе и его окрестностях, сир, исключительно мы в состоянии драться с мелонгами на равных. И превосходя их.
— Но вас так ничтожно мало, сударь! — воскликнул герцог.
— Недостаток количества с лихвой покрывается качеством. Для создания же внушительной массы есть и другие источники.
— Мы, например?
— В том числе. Вдобавок имеются кое-какие связи по ту сторону пролива, в вольных лесных ватагах. Если нас побрезгуют поддержать дворяне принца, обратимся за помощью к разбойникам. Толпы они соберут огромные, правда… сложно предсказать, что взбредет им на ум после победы.
— И вас не покоробит союзничество с подобным отребьем?
— Ничуть. — Шагалан усмехнулся. — Мы же люди простые, не гордые. А если порой великородные вельможи предлагают дружбу ватажникам, то уж нам-то сам Бог велел.
