Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
Глеб огляделся. Чёрные от копоти бревенчатые стены с развешанным по ним инструментом, узкое горизонтальное окошко, огромная закопчённая печь у противоположной стены, в центре — побитая, зазубренная железная наковальня на огромном старом пне, стянутом ржавым железным обручем. На земляном полу валялись старые подковы, кувалды и какие-то совсем непонятные железные штуковины.
— А ты что же, Прошка, не в артели?
Раздавшийся в плечах и оказавшийся теперь на голову выше Глеба, Прохор ссутулился, пробасил печально:
— Кого там… оставили меня тогда. С собой не взяли.
— Да как же? Ты ж мастером хотел стать, старался, делал всё как велели, не то что Дёма этот.
— Ага! Да только, понимаешь, оказалось, вроде как я цвет — не вижу…
— Как это?
— Ну, говорят — тебе что кармин, что охра — всё едино, как тебе, такому, художеством заниматься? Вот я и остался…
— Да как же, Прошка, ты ж хотел? Ты ж это… рисуешь здорово! Ерунда какая-то. Вот это — какой цвет? А? — и Глеб ткнул пальцем в зашипевший красный уголёк, упавший с лучины в корытце с водой.
Прошка насупился.
— А такой… Вон, такой же — и Прошка ткнул пальцем на покрытую ржавчиной буро-коричневую кувалду…
— Шутишь?
— Да кого шучу! Не шучу я, — осипшим от обиды голосом зло сказал Прошка.
— Эх! Значит ты — дальтоник. Надо же… — и Глеб посмотрел на Прошку с сочувствием.
— Кого?
— Кого-кого. В скульпторы тебе надо тогда. Ну, в эти, в резчики! — быстро поправился Глеб. — По камню резать, понимаешь? Там цвет не обязательно различать!
— Не-е, кого уж теперь! Я теперь по кузнечному делу… — и Прошка гордо выпрямился. — Кто бы тебе замок-то открыл? Резчик, что ли? А кузнец — он по железу мастер!
Глеб мигнул. Возразить было нечего.
Прохор поскрёб затылок, нахмурился, спросил озабоченно:
— Голодный, небось?
— Голодный. Они про меня забыли, верно. За весь день поесть не принесли.
Прошка понимающе кивнул, пошарил где-то на верстаке у окна, достал узелок с куском пирога, развязал торопливо, и глядя, как Глеб жуёт, стал рассказывать.
— После вечерни Аксинья ко мне прибежала. Глаза — во, как две плошки, руками машет… И так вот пальцы складывает… — Прошка попытался сложить пальцы так же, как Аксинья, но у него не вышло. Он махнул рукой, ухмыльнулся добродушно. — Это она мне, дурочка, твою собачку показывает. Ну, которой ты её научил, помнишь, нет? И зовёт, за рукав тащит. А я понять не могу, чего это она… Потом уж вспомнил. Как ты пропал-то, она первое время всё плакала, искала тебя, ждала. И всё собачку показывала — пальцы вот эдак-то сложит, и ладошку свою всем протягивает, будто просит, али спрашивает — где мол, ты, куда подевался? А потом сама на неё посмотрит, на руку-то свою, да и заплачет…
Глеб даже жевать перестал. Так и замер с куском за щекой.
— Ешь давай, чего ты, — успокоил его Прошка. — Когда было-то! Два лета минуло.
Глеб смотрел на взрослое, совсем теперь непохожее на шанежку, скуластое лицо Прошки с пробивающимся пушком над верхней губой, с загустевшими бровями, на всё тот же нос картошкой, на широкие плечи, сильные руки, слушал его негромкий басок…
— Куда ж ты, Глебка, тогда пропал-то? Мы, как пчёлы-то налетели, туеса побросали и дёру. Ух и покусали нас тогда. Дёма весь заплыл. — Прошка ухмыльнулся. — Да и я тоже — одним глазом только смотреть-то мог… Потом уж ходили — аукали, тебя искали. Так и не нашли. Думали, ты вовсе сгинул. Дёма потом наплёл, что тебя леший утащил… А ты, гляди-ко, — жив, курилка! — И Прошка протянул руку, чтоб поправить наполовину прогоревшую лучину своими большими сильными пальцами.
Глеб улыбнулся, мгновенно вспомнив, как играл с Прошкой и другими ребятами, передавая курящуюся лучинку из рук в руки и напевая: «Жив, жив курилка! Жив, жив, да не умер. А у нашего курилки ножки долгеньки, душа коротенька». И внутри всё замирало, и весело было и страшно одновременно, и сердце билось громко — гори курилка, гори, не гасни. Нет, только не у меня, только не у меня… Ведь у кого лучинка в руках погасла — тот выходит из игры.
* * *
Глеб со вздохом подобрал с тряпицы крошки, поблагодарил Прохора за скромный ужин. Раздумывая, как бы половчее объяснить всё другу, задумчиво вытер рот, сосредоточенно свернул тряпицу. Решился, наконец.
— Прохор! — серьёзно сказал он. — Завтра — татары налетят!
— Кого татары? — разинул рот Прошка. — Куда налетят?
— На Владимир. Ордынские нападут. Надо что-то делать! Обороняться надо!
Прошка икнул остолбенело.
— Откуда знаешь?
— Знаю. Наверняка знаю. Завтра днём. Фотий им нужен. Надо предупредить митрополита…
— Так владыка ещё с вечера уехал! В митрополичьи угодья, в Сенегу. Я сам видал, как он в возке крытом мимо проезжал. Там, в лесах да в болотах спрятаться легко будет. А вот людей-то владимирских защитить некому… Града нет, почитай… И наместник с дружиной вчера из города ушёл! Ух, мать честная! Пойду-ка я кузнеца будить, всё одно светает. А ты меня тут подожди.
— Некогда мне ждать, Прошка. У меня ещё одно дело есть. Мне надо успеть грека повидать. Того, что с Фотием приехал.
— Так владыка его поди с собой забрал!
Глеб вздохнул. Хорошо было бы, наверное, если б забрал…
— Не думаю. — А мне с ним потолковать надо.
Накануне
Прошка как услышал, за голову схватился:
— Куда ж ты, дурень, снова на владычный двор! Хоть рубаху свою приметную переодень! Схватят, а то — и опять в затвор! Татарва нагрянет, а ты под замком сидишь. Тут-то тебе и крышка… — Он исчез, скрипнув дверью, и долго не возвращался. Глеб уже терпение терять начал, когда Прошка нарисовался в кузне с каким-то свёртком в руках.
— Во! Держи-ко! — Прохор бросил Глебу холщовый свёрток. — Свитку мою возьми, сверху накинь… Ты найди на владычном дворе Митьку-рыжего, служка он, там его знают. Да ты сам не ошибёшься. Рыжий — он рыжий и есть, за версту видать. Скажешь ему — Прохор прислал, дело важное. Он тебе поможет грека твоего найти.
Прошка распахнул оружейный ларь, погремел железом, порылся, отбросил в сторону сабельный клинок без рукояти…
— Думал иконописцем стать, потом — кузнецом… а стану… Эх! Надо, верно, топор взять, да поострее. Им сподручнее махать. Я, вишь, из лука стрелять да мечом рубить не обучен. — Прошка досадливо сморщил конопатый нос картошкой, потом решительно тряхнул лохматой головой. — Всё равно на забороле[20]у речных ворот встану! Вот только кузнеца разбужу. Тревогу бить надо, людей собирать. Пойду я…
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
