Видя, что Эдвард мнется, не зная, что ответить, он повернулся к Давине, ожидая объяснений, но та поспешно отвела глаза в сторону. Она не собиралась рассказывать ему правду. Может, капитан Грант и приходится ей кузеном, решила она, однако она знала не понаслышке, как мало иной раз значат семейные узы.
— Коннор, — вмешался Роб, чтобы положить конец этой неловкой сцене. — Уже темнеет. Если вы станете тут лагерем, я объясню тебе все, что ты желаешь знать.
— Угу, идет. Мои люди сейчас займутся этим, — охотно согласился Коннор. — Мы уедем с рассветом. Если Монмут снова в Англии и к тому же обнаглел до такой степени, что напал на солдат его величества, я должен как можно скорее сообщить об этом королю.
Давина, с беспокойством гадая, что он расскажет Коннору, закусила губу. Впрочем, успокаивала она себя, Робу почти ничего не известно. Мысленно поздравив себя с тем, что благоразумно держала язык за зубами, она немного повеселела.
— Итак, ты уверен, что люди, напавшие на аббатство, были голландскими наемниками?
Коннор вместе с Робом задумчиво прохаживались по берегу. На небе ослепительно сияла луна. Они старались не слишком удаляться от лагеря, чтобы в случае чего успеть поднять тревогу. — Ты сам-то их видел?
— Угу, а то как же. Вернее, то, что от них осталось. Сказать по правде, я не знал, кто они, это потом уже девушка мне рассказала.
— А не могла она ошибиться?
Роб пожал плечами. Сам он был уверен, что Давина не ошиблась.
— А Эшер?
Коннор оглянулся на лагерь — сидевший у огня темноволосый капитан молча следил за ними взглядом.
— Судя по его словам, — продолжал Роб, — во главе тех, кто напал на аббатство, был адмирал Джиллс.
— Джиллс?
Вздрогнув, Коннор вновь повернулся к Робу.
— Угу. Ты его знаешь?
— Слышал о нем. Сущий дьявол, а не человек. — Коннор озабоченно провел рукой по голове. — Плохая новость для короля. Хотя Джиллс служит герцогу Монмуту, ходят слухи, что у него какие-то шашни с Вильгельмом Оранским.
Какое-то время Роб молча переваривал эту информацию.
— Итак, — угрюмо пробормотал он спустя какое-то время, — получается, у нашего короля есть враги куда более могущественные, чем он думает.
— Угу. Это точно, — уныло согласился Коннор. — После того как Монмута выдворили из страны, принц Вильгельм неизменно отрицал всякую связь с ним — впрочем, как и с Аргайлом, Джиллсом да и с любым из тех, кто всячески противится распространению католицизма. Мой дядя поклялся, что, бывая в Нидерландах, не встречал в окружении принца ни Джиллса, ни Монмута, к тому же не следует забывать, что Вильгельм — зять короля Якова. И пока против него нет прямых доказательств, их отношения с королем по-прежнему остаются хорошими.
— Кажется, я понимаю, почему Вильгельм спит и видит, как бы свергнуть Якова с престола, — пробормотал Роб, впервые сообразив, что политика, проводимая Англией, так или иначе может повлиять и на судьбу его клана. — Если Якова не станет, наследницей окажется его дочь Мария, супруга Вильгельма. Но что при этом выигрывает Монмут?
— Ты забыл, что герцог Монмут — побочный сын короля Карла II.
Роб, остановившись, растерянно смотрел на кузена. Какой в этом смысл, думал он. Если Монмуту удастся свергнуть короля, трон все равно достанется Марии Стюарт, как старшей — и законной — дочери Якова. Тогда для чего Вильгельму поддерживать человека, способного помешать его супруге взойти на английский престол? Кстати, в тот раз, когда Давина рассуждала о новом короле и проводимой им политике, она ведь тоже упоминала о Монмуте и его притязаниях на трон.
— Те, кто поддерживает протестантов, включая и герцога Оранского, добивались, чтобы Монмут был коронован в качестве прямого наследника короля Карла, до того, как был подписан пресловутый «Билль об отводе», — объяснил Коннор. — Кстати, и покойный король Карл одно время подумывал признать Монмута, даже, говорят, пару раз уже готовил указ, да так и не подписал.
Проклятие… какое отношение все это имеет к Давине?!
— Официально наследником престола был назван Яков, хотя Монмут в палате лордов весьма энергично возражал против этого, — продолжал Коннор. — Когда Карл взялся вешать сторонников герцога, Монмут бежал в Нидерланды, куда незадолго до этого явился и изгнанный из страны Аргайл. Ходили слухи, что пару месяцев назад он вернулся в Англию, но точно мы ничего не знали.
— Стало быть, Монмут ненавидит Якова не только из-за религии — на то есть личные причины. Но тогда почему Яков бездействует? — не выдержал Роб. Раньше он об этом как-то не задумывался.
Ему не было дела до политики, но сейчас что-то подсказывало ему, что это как-то связано с тайнами Давины. А это было очень интересно…
— Почему он не покончит с этой сворой?
— Угу, — мрачно кивнул Коннор. — И тогда встает еще один вопрос — что им понадобилось в этом аббатстве? И при чем тут несчастные монахини?
— Думаю, они явились туда за Давиной, — решив, что не стоит скрывать от Коннора правду, ответил Роб.
Конечно, Коннор верен своему королю, однако Роб твердо знал, что кузен скорее умрет, чем предаст Макгрегоров.
Коннор покосился в сторону лагеря.
— Почему за ней? — недоумевающе спросил он.
— Она не говорит почему. До сих пор не смог вытянуть из нее правду.
Роб отыскал взглядом Давину — запрокинув голову, она смеялась какой-то шутке Финна. Роб успел услышать только «Эшер не станет». Роб машинально отыскал взглядом капитана, и лицо его стало суровым.
— Этот парень по уши в нее влюблен, — проворчал он.
— А ты? Тоже небось?
Роб изумленно вскинул глаза на кузена:
— Ты что?! Она же послушница!
— Да ладно тебе, Роб! Какая из нее послушница? — сухо буркнул Коннор. — Так что она тебе сказала?
— Почти ничего, только что она сирота. Ее родители — дворяне из Уитхорна. Больше я из нее ничего не вытянул.
Коннор с улыбкой покачал головой:
— Может, ты не слишком старался, потому что не очень хотел узнать?
— Ты прав. Мне все равно, кто она такая, — низким, угрожающим тоном пробормотал Роб. — Но будь я проклят, если позволю кому-то ее убить!
— Что-то мне слабо верится, что ее семья откуда-то из Уитхорна, — покосившись на Давину, проворчал Коннор. — Да и на дочь какого-то захудалого барона она тоже не слишком похожа.
Роб вздохнул. Он вдруг почувствовал, как в нем снова просыпается любопытство. Собственно говоря, он тоже в это не верил. В глубине души он уже начинал понемногу догадываться, что она не так проста, как кажется. Что-то подсказывало ему, что ее судьба имеет значение для всего королевства. Он вдруг поймал себя на том, что не хочет ничего об этом знать. Не хочет, потому что тогда, возможно, появится причина, почему он не может — не должен привозить ее домой.