Дик вылез из машины, почти бегом подбежал к «форду», заговорил о чем-то с офицером полиции… Адель стиснула руки так, что стало больно. Вот Дика пропустили за оцепление… он коротко глянул вниз, с обрыва, где у самой реки тоже собралась толпа людей… вот задрал голову и стал смотреть на темный и мокрый склон…
Через секунду Адель увидела, как Дик торопливо и ловко взбирается по скользкой глине, как добирается до какой-то плоской площадки и с размаху падает на колени, как прижимает к себе что-то, невообразимо грязное и странно неподвижное… Адель разрыдалась, когда поняла, что это грязное и неподвижное — Айрин.
Айрин снился сон. Очень хороший и добрый сон, в котором все, абсолютно все встало на свои места. Там были и Клифф, и Адель, и совершенно трезвый папа, и Дик, и молодая, смеющаяся мама, и карусели по воскресеньям, и улыбающиеся лица, и собаки, и две чашки кофе на кухне, и пахнет пирогами и медом, а потом раздается звонкий топот босых пяток, и не страшно, не страшно, потому что отважного спринтера наверняка подхватят те самые надежные руки, в которых… Которые сейчас обнимают ее, мягко убаюкивают, все дальше уносят от страшного скользкого обрыва и из черного леса…
Она открыла изумрудные и ясные глаза, улыбнулась и сказала человеку в белом халате, с тревогой вглядывающемуся в ее лицо:
— Я люблю тебя, Дик. И я прошу у тебя разрешения стать твоей женой…
Странные ястребиные глаза на миг расширились, стали по-детски испуганными, а потом Дик Хоук стремительно опустился на колени перед кроватью и прижал к губам обе худые и исцарапанные руки своей рыжей красавицы Айрин.
ХЭППИ ЭНД
Через три с половиной месяца после развеселой свадьбы, в больнице родился на свет рыжий и меланхоличный сын Айрин и Дика. У него были розовые пятки, крошечные пальчики и ангельский характер, а младенчески голубые глазки нет-нет — да и отливали в серое с изумрудом.
Айрин похорошела и расцвела так, что Дик Хоук в последнее время не ходил по коридорам клиники, а летал. В счастье свое он не верил и потому прибегал удостовериться по сто раз на день.
Адель Гор уволилась из «Интелькомстар» и была на втором месяце беременности.
Николь из города уехала, и по молчаливому уговору никто из участников истории про нее не вспоминал.
Сыну Айрин и Дика исполнилось три месяца, когда все ведущие бульварные издания вышли под шапкой «Грандиозный скандал в семействе Райзов. Несчастный сиротка не имеет к миллионам ни малейшего отношения». Из газет выяснилось, что Райз-старший вознамерился увезти своего внука с острова Кирие, где тот проживал после смерти родителей в сомнительном обществе некоего Никоса Эвдемонидиса, по слухам, бывшего любовника покойной миссис Киры Райз.
Эвдемонидис неожиданно заартачился и сообщил прессе, что является настоящим отцом мальчика. Разразился скандал, но он утих после того, как в прессу попали результаты генетической экспертизы. Саймон Джеффри Райз был срочно переименован в Симона Эвдемонидиса, а старшие Райзы уехали в Европу лечить расстроенные нервы.
Адель, кратко и красочно изложившая содержание газет Айрин, кормившей в это время сына, задумалась, а потом негромко произнесла:
— Ведь Дик мог бы сделать этот анализ прямо сейчас…
Айрин перевела на подругу безмятежный взгляд и улыбнулась, чуть крепче прижав к себе Клиффа Итана Хоука.
— Зачем? Ведь такие анализы делают, когда отец неизвестен…
Адель смутилась, а Айрин докончила со счастливым смехом:
— А наш папка вот он, его вся больница знает! Привет, папка!
Адель обернулась и посмотрела на высокого худощавого мужчину в белоснежном халате, замершего в дверях.
В его серых, с желтоватыми крапинками вокруг зрачков ястребиных глазах горело столько любви, что все остальное было уже совершенно неважно.
