Штромберг был одним из немногих полукровок, кто работал или служил в МОССАДе. Его приняли туда из-за исключительных способностей, в том числе за владение иностранными языками на уровне жителей этих стран. После досконального обучения владением оружием разных стран и различных систем рукопашного боя Михаила перевели из общего отдела в одно из самых беспощадных подразделений МОССАДа, специализирующееся на ликвидации врагов Израиля.
За стеной камеры-пещеры послышался глухой звук падающего тела. Дверь, обитая железом, заскрипев, приоткрылась, пропуская полоску лунного света. В дверном проеме появился человеческий силуэт и голосом Мишки Штромберга на чистом русском произнес:
— Ну что разлегся… твою мать! Или тебе так понравились лепешки местного пекаря? Пошли, Саня. Скажем последнее «прощай!» господину Масуду и его гостям…
Паварнист, дус![54]
Фортуна и смерть
Всегда рядом с нами…
Из песни
Александр молнией вскочил со своей лежанки и на выходе обнял друга детства.
— Мишка, ты?! Как ты сюда попал? Ты что, мусульманином заделался?
Штромберг улыбнулся и, похлопав по плечу Орлова, торопливо произнес:
— Все потом объясню. Сейчас некогда сопли жевать пополам с чарсом.
Друзья перешагнули через убитого охранника. Сахебджан лежал в свободной позе, как спящий человек.
— Затащим в камеру! — скомандовал Михаил.
Они занесли труп в пещеру и прикрыли дверь. Выглянув в окно, Штромберг увидел бородатого боевика из своей группы. Он вышел ему навстречу и спросил на иврите:
— Как дела?
На что получил исчерпывающий ответ:
— Аз ох ун вей![55]
Штромберг кивнул на Орлова и пояснил бородачу:
— Этот саян[56]нам поможет. Он с нами пойдет до конца. Ему терять нечего, кроме жизни. Дай ему нож. Автомат у него уже есть.
Бородатый боевик протянул Александру блестящий в лунном свете обоюдоострый нож. Штромберг спросил Орлова:
— Часовых умеешь снимать бесшумно?
Александр, приходя в себя от неожиданной свободы, ответил:
— Я и без ножа их удушил бы.
Все трое замерли, услышав негромкий топот. Бородач и Штромберг, как по команде, одновременно направили свои автоматические винтовки с накрученными трубками глушителей на стволах в сторону шума. Из-за поворота показались три пары одетых в камуфляж боевиков. Каждая пара несла за ручки по тяжелому деревянному ящику.
— Это наши, — сказал бородач.
— Вижу, — подтвердил Штромберг и скомандовал: — Ты, Ханох, с этим саяном пойдете вперед. Знаешь, что делать?
Боевик кивнул в ответ. Михаил пояснил Александру по-русски:
— Работаешь в паре с Ханохом. Убираете охрану. Ошибки быть не должно, иначе нам всем кранты. Потом заложим взрывчатку и все, уходим. Паварнист, дус!
— Что ты сказал? — переспросил Орлов.
— Это по-афгански, — улыбнулся Михаил. — Ничего, все обойдется, друг.
— Ну, с Богом! — откликнулся Александр.
Мягко ступая по запекшейся земле, Ханох и Александр крались в темноте ночи. Бородач достал из кармана шелковую удавку и держал ее наготове. Часовые в марказе несли караульную службу нехотя, зная, что, добираясь до лагеря, врагу надо пройти до десятка постов и практически непроходимые без проводника горы.
Двое душманов, сидевших у костра, недоуменно глядели, как их бородатый гость ночью ведет пленного шурави.
— Куда ты его ведешь на ночь глядя? — спросил один из них, не вставая от костра.
— Ахмад Шах велел привести. Наверное, будут отправлять его к Аллаху, — подойдя к костру ответил Ханох, поигрывая удавкой. Через секунду он незаметно толкнул Александра локтем: — Действуй! — И набросил удавку на шею любопытного духа.
Орлов, выхватив спрятанный в рукаве нож, молниеносно ударил им в горло его напарника.
Без единого звука оба душмана отошли в иной мир. Ханох достал из внутреннего кармана куртки мини-рацию, доложил:
— Остался последний пост. — И пояснил Орлову, приложив палец к губам и показывая на винтовку с глушителем. — Я буду стрелять из винтовки.
Александр понял напарника и кивнул в ответ. Это единственное, что могли сделать боевики Штромберга, потому что личная охрана Масуда никого к нему не допускала без его личного приказа. В охране Ахмад Шаха служили особо доверенные моджахеды, которые имели право стрелять без предупреждения. Сегодня они охраняли еще и гостей, группу «Хезболлах», с которой до глубокой ночи вел переговоры Масуд.
По еле заметной в ночи тропе Ханох и Александр пробрались к длинному одноэтажному дому, у двери которого прохаживались навстречу друг другу двое часовых. Напарники залегли за дувалом и вели наблюдение. Бородатый диверсант деловито подогнал к винтовке ночной прицел и зарядил магазин патронами из серебристой бумажной пачки. Сильно прижав приклад к плечу, он слился в одно целое с оружием. Сухой щелчок, как от сломанной ветки, и один из охранников без звука рухнул у двери в дом. Другой душман бросился к нему, но второй выстрел положил и его рядом. Охранники не подавали признаков жизни.
— Все готово, — доложил Ханох, держа дверь на мушке своей винтовки.
Через минуту у двери дома диверсанты сложили ящики один на один. Штромберг открыл крышку верхнего ящика и положил внутрь радиоуправляемый заряд, установив его на неизвлекаемость. Группа держала оружие наготове и ждала команды Михаила. Наконец он махнул рукой, и диверсанты растворились в ночи.
Первыми шли Штромберг и Орлов. Михаил все время держал винтовку с глушителем наготове. За ними на расстоянии пятнадцати-двадцати метров цепочкой двигались остальные. Слышно было, что впереди шумит горный ручей.
На повороте к нему у небольшой скалы Штромберг и Орлов лоб в лоб столкнулись с Джума Ханом. Начальник штаба сразу же заподозрил неладное, увидев командира инструкторов из священной земли Саудовской Аравии, шедшего рядом с пленным кяфиром, вооруженным автоматом. Он потянулся к «стечкину»[57], висевшему в кобуре на поясе, и, отвлекая внимание ночных врагов, спросил:
— Ахмадуддин, куда ты идешь с этим шурави?
Штромберг-Ахмадуддин молниеносно оценил ситуацию. От его внимания не ускользнуло, что рука Джума Хана, как змея, сползала к пистолету. Не отвечая душману, он выстрелил, и Джума Хан упал, схватившись за руку. На рукаве его широкой национальной рубахи расплылось темное пятно крови.