Я закрываю альбом. Из него выпадает белый лист бумаги. Я наклоняюсь, чтобы его поднять. Это старый билет. Я с интересом изучаю его. Место назначения – Биарриц, дата – весна 1989 года. Билет выписан на девичью фамилию Астрид. Ах да! Именно тогда мы и познакомились. Она летела на свадьбу к подруге, а я – ремонтировать торговый центр по поручению архитектора, у которого в то время работал. У меня перехватило дыхание, когда я увидел, какая красивая девушка сидит рядом со мной.
В ее внешности было что-то скандинавское, она лучилась здоровьем и свежестью, и это мне сразу понравилось. Она была так не похожа на жеманных парижанок. Во время полета я отчаянно пытался завязать разговор. Но у нее в ушах были наушники плеера и она, не отрываясь, читала «Elle». Посадка была ужасной. В Страну басков мы попали в страшную грозу. Пилот два раза пытался снизиться, но каждый раз снова взмывал вверх под вызывающий волнение гул двигателей. Ветер неистовствовал, небо стало чернильно-черным. В два часа стемнело. Мы с Астрид обменялись взволнованными улыбками. Самолет заносило то вправо, то влево, он поднимался и опускался, и наши желудки встряхивались в такт.
Сидящий через проход бородач позеленел от страха. Выверенным жестом он выхватил из специального кармашка бумажный пакет, резко открыл – и его стошнило. До нас долетел едкий тошнотворный запах. Астрид посмотрела на меня. Этот взгляд яснее ясного давал понять, что она боится. Я не испытывал страха. Единственное, что меня пугало, это перспектива извергнуть из желудка спагетти по-болонски на колени этого очаровательного создания. Очень скоро по всему салону слышалось только характерное урчание – пассажиров массово рвало. Самолет выполнял штопор, я пытался не смотреть на бородача, который только что наполнил свой второй пакет рвотными массами. Дрожащей рукой Астрид сжала мою руку.
Так я познакомился со своей женой. Я тронут тем, что она все эти годы хранила свой билет. Пятнадцать лет, отделявшие день смерти матери от дня моего знакомства с Астрид, кажутся мне теперь черной дырой, головокружительным туннелем. Я не люблю вспоминать это время. Я шел по жизни, словно лошадь в шорах, погруженный в леденящее душу одиночество, которое меня пожирало и от которого я не мог избавиться. Когда я переехал с авеню Клебер на левый берег, где жил с двумя товарищами, мое существование перестало казаться мне таким уж трагичным. У меня были подружки, я путешествовал, открыл для себя Азию, Америку. Но только с появлением Астрид моя жизнь наполнилась светом. Светом и счастьем. И смехом. И весельем.
Когда открылась правда, мне пришлось признать очевидное: Астрид больше не любит меня. Она любит другого, Сержа. Земля разверзлась у меня под ногами. Когда развод стал неотвратимым, во что я никак не мог поверить, хотя Астрид была настроена весьма решительно, я, как дурак, цеплялся за воспоминания, чтобы не сломаться. Одно особенно не давало мне покоя – наша первая семейная поездка в Сан-Франциско незадолго до рождения Арно. Нам было по двадцать пять лет. Мы были молоды, беззаботны и до сумасшествия влюблены друг в друга. На автомобиле с откидным верхом мы катались по мосту «Золотые Ворота». Волосы Астрид хлестали меня по лицу. Маленький отель в Пасифик Хайте,[22]где мы бешено занимались любовью. Увлекательные поездки на трамвайчиках…
Но больше всего мне запомнилась тюрьма на острове Алькатрас. Мы отправились туда на лодке. С нами был гид. Светящийся огнями город находился на расстоянии трех километров – трех километров холодной, опасной воды. Так близко и так далеко… Оттуда открывался прекрасный вид на высокие городские здания. Гид рассказал нам, что в Новый год, если ветер дует в нужном направлении, до заключенных долетают отголоски праздника, устраиваемого в яхт-клубе Святого Фрэнсиса, на другой стороне залива.
Долгое время я ощущал себя заключенным из Алькатраса, питающимся отголосками смеха, пения и музыки, которые время от времени благосклонно приносит ветер, шумом толпы, которую я слышал, но не мог увидеть.
Глава 28
Вторая половина мрачного ноябрьского дня. До Рождества осталось четыре недели. Увешанный гирляндами Париж похож на чрезмерно накрашенную куртизанку. Я сижу в офисе и работаю над сложным проектом. Я возвращаюсь к нему пятый раз, если считать с утра. Я снова выпускаю его на печать, и мой принтер издает стон, словно женщина в потугах. У Люси насморк. У меня все так же не хватает духу ее уволить. Сегодня она без конца сморкается. Каждый раз обматывает палец бумажной салфеткой, засовывает его в ноздрю и прокручивает. Я схожу с ума от желания дать ей оплеуху. Но есть в ней что-то, что вызывает у меня жалость.
Последние несколько недель – непрерывная череда конфликтов и ссор. У Арно серьезные проблемы в колледже. Меня и Астрид дважды вызывали его преподаватели. Нас предупредили, что, если он будет продолжать в том же духе, его исключат. Успеваемость Арно падает. Он дерзит старшим, портит школьный инвентарь, устраивает беспорядки в классе… Мы в ужасе выслушиваем длинный перечень прегрешений нашего Арно. Как славный мальчик мог превратиться в бунтовщика и хулигана? В отличие от буйного брата Марго – сама невозмутимость. Она прячется от нас за стеной молчания и презрения. Она редко говорит с нами, предпочитая слушать свой iPod. Единственный способ с ней пообщаться – это послать ей SMS-сообщение, даже если она находится в соседней комнате. И только Люка настроен мирно и дружелюбно. Пока… Кроме присутствия в моей жизни Анжель, у меня есть только одна хорошая новость – Мелани быстро выздоравливает. Она уже ходит с нормальной скоростью, не боясь упасть. Регулярные упражнения и массаж возвратили ей утраченные силы. Но она не спешит возвращаться на работу. Недавно она ездила в Венецию со своим престарелым поклонником, но я вижу в окружении сестры множество молодых сексуальных парней, которые приглашают ее на ужин, водят на концерты и вернисажи.
Я поворачиваюсь спиной к мигающей красными и зелеными огоньками синтетической новогодней елке, которая украшает вход. Это второе Рождество для нас в качестве разведенной пары. Астрид уехала в Токио с Сержем, у которого там «важная съемка суши» (Эммануэль, услышав эту формулировку, чуть не лопнул от смеха) для шикарного каталога на мелованной бумаге. Моя бывшая жена вернется через неделю. Дети пока живут со мной. И к сегодняшнему дню я уже от них устал.
Звонит мой мобильный. Это Мелани. Мы болтаем, составляя список рождественских подарков – кому что нужно и кто чего хочет. Мы говорим и об отце. Мы оба уверены, что он болен, но он все так же ничего нам об этом не говорит. На наши вопросы Режин отвечает безучастно, что она не в курсе. Я пытаюсь разузнать побольше у Жозефин. Но она сконфуженно признается, что даже не заметила, что отец плохо выглядит.
Мелани подшучивает над моим отношением к Анжель. Прозвище Мортиша кажется ей очень забавным. Я успел рассказать Мел, от которой мне нечего скрывать, что присутствие в моей жизни Анжель помогает справляться с трудностями. Осенью мы виделись всего несколько раз, но Анжель – мой новый источник энергии. Разумеется, она отчаянно независима и наверняка встречается с другими мужчинами. И зовет меня к себе, когда ей этого хочется. Но она помогает мне забыть мою бывшую жену и поддерживает во мне убежденность в моей мужественности, во всех смыслах этого слова. Мои друзья тоже отметили происшедшую во мне перемену: с той поры, как Анжель Руватье вошла в мою жизнь, я похудел, стал более жизнерадостным и перестал жаловаться. Я снова слежу за тем, что на себя надеваю: мои рубашки безукоризненно белые и накрахмаленные, а черные джинсы сидят безупречно. Я купил длинное пальто, которое Арно нашел «ну ваще крутым». Даже Марго оно понравилось. Каждое утро я пользуюсь одеколоном, подаренным мне Анжель. Его итальянский лимонный аромат напоминает мне о ней, о нас.
