листы, на глаза наворачиваются слёзы. Давлю их и старательно глубоко дышу.
Парень презрительно хмыкает и сквозь зубы цедит:
— А чё так грубо? Или думаешь, заступится кто?
Сердце гулко стучит. Молча собираю тетради, стараясь не смотреть на зависшего надо мной идиота.
Он сплёвывает на землю.
— Горынычу ты, вроде, теперь до фонаря, так что поменьше гонора, крошка. Соглашайся, а то…
— Кто там кому до фонаря, не твоё дело, Лыгин! — раздаётся холодный властный голос, и я, вздрогнув, поднимаю глаза.
Рядом с нами, засунув руки в карманы брюк и приподняв в холодной усмешке губы, стоит Игнат.
— Матвеев, шёл бы ты отсюда, — цедит парень, которого Игнат назвал Лыгиным. — Не видишь, девочка уже занята?!
— Вот именно, что занята, — всё так же холодно парирует Игнат. — А ты на чужое позарился.
Лыгин коротко усмехается и делает шаг вперёд.
— На твоё, что ли? А сразу с двумя — не надорвёшься?
Медленно встаю, крепко прижимая к груди мокрые конспекты. Это что сейчас происходит?
— Горыныч вернётся, спросишь у него. Он умеет популярно объяснять. Готовься, — хмыкает Игнат и поворачивается ко мне. — Соня, пошли, провожу тебя до общаги.
Открываю рот и перевожу взгляд с одного парня на другого. Это между кем и кем меня сейчас, как кусок свинины на рынке, делят?..
— Так, я не понял! У них же замуток больше нет! — не отступает Лыгин.
— У меня другая информация, — жёстко бросает Игнат, не отводя от меня взгляда. — Соня, в общагу!
Молча хлопаю ресницами, стараясь осмыслить происходящее. Получается, Игнат за меня заступился не потому, что Алина попросила его присматривать, а потому что… Что?
На этот вопрос у меня только один ответ — Игната ко мне подослал Горин. Только зачем? Охранять? Отгонять других парней? Сердце неприятно сжимается. Ему теперь не всё ли равно, где я и с кем? Или он хочет на два фронта поиграть — в Москве с невестой, здесь — со мной? В таком случае, пошёл бы ты, мажор, куда подальше! Я не твоя игрушка!
Поджимаю губы, молча разворачиваюсь и иду, даже не глядя на следующего за мной Игната. Выполняет указание Горина? Ну и пусть! Мне до этого нет никакого дела. Я иду в общагу, потому что именно туда и шла с самого начала
— Сонь, зря ты на Гор…
— Шёл бы ты куда подальше со своим Гориным! — резко разворачиваюсь к парню и сверлю его ненавистным взглядом. — Оставьте меня в покое! Все!
Разворачиваюсь и бегу к общежитию. Быстро прохожу по коридору, ни на кого не обращая внимания.
Косые взгляды? Да мне-то что, пусть смотрят! Злые смешки за спиной? Да над кем только дураки не смеются!
Плевать! Плевать на всех!
Вхожу в комнату и хлопаю дверью перед носом Игната. Он такой же, как и все. Тоже защищает своего дружка!
Алина приподнимает голову от учебника и недоумевающе наблюдает за тем, как я пыхчу и раскладываю на батарее мокрые тетради.
— Господи, Сонь, что опять? — наконец, спрашивает она.
— Иди. Там, кажется, к тебе, — киваю в сторону двери.
Скидываю куртку, не раздеваясь, забираюсь в кровать и с головой накрываюсь одеялом.
Голова болит так сильно, что мне становится дурно.
— А случилось-то что? — не отстаёт Алина.
— Ничего, — корчусь под одеялом и крепко зажмуриваюсь. — Голова сильно болит… Дай поспать…
Закрываю глаза и мгновенно проваливаюсь в мутный, тягучий кошмар.
Во сне меня сжимают страшные, липкие щупальца. Я пытаюсь вырваться, кричу, но с каждой секундой воздуха становится всё меньше, и я понимаю, что вот-вот задохнусь.
Просыпаюсь от ощущения, что меня кто-то трясёт. С трудом открываю глаза и вижу склонившуюся надо мной Риту.
— Сонь, ты чего кричала? — испуганно спрашивает она.
— Сон страшный приснился… — медленно выдыхаю.
Алина подходит и тихо садится на край кровати.
— Мы сейчас идём ужин готовить, пойдёшь с нами?
Отрицательно качаю головой.
— Нет, не хочу…
— Да ладно, пошли, — уговаривает Рита.
— Нет, девочки, спасибо. Я не хочу есть… Я лучше полежу, голова ещё болит…
Девчонки уходят, а я молча сверлю глазами потолок.
Моя жизнь последние месяцы напоминает качели: сначала от ощущения счастья и свободы дух захватывает, когда ты летишь вверх, а потом сердце замирает, проваливаясь в пустоту, и ты уже теряешь управление, на бешеной скорости падая вниз.
Вернувшиеся с кухни подруги кидают на меня печальные сочувствующие взгляды, но ничего не говорят о Горине. И на том спасибо.
Поздно вечером к Алине приходит Игнат, и они долго о чём-то шепчутся под дверью комнаты.
— …А я тебе сказала — нет! Пусть приедет и объясняется сам! — в какой-то момент слышу громкий возглас подруги.
И снова тихие шепотки и шебуршание.
Наконец, Алина возвращается, подходит ко мне и садится на край кровати.
— Сонь… — мнётся она, запинаясь, словно не знает, как начать.
Чувствую подвох и медленно поворачиваюсь к подруге.
— Что? — бросаю устало.
— Игнату звонил Егор и просил тебе передать…
Она не успевает закончить, потому что я резко перебиваю:
— Мне неинтересно, что и кому он хотел передать. Не собираюсь его слушать.
Рита кидает на меня испуганный взгляд, а Алина хмурится и скрещивает на груди руки.
— Но ты даже не знаешь, в чём там дело!
— У меня больше нет дел, связанных с Гориным, — резко отрезаю, чувствуя, как от раздражения по вискам снова пульсирует боль.
— Он просил передать, что приедет через три дня и серьёзно с тобой поговорит, — резко бросает Алина и встаёт с кровати. — И знаешь что, Сонь? Я вот иногда тебя совсем не понимаю. Ты так легко отписываешься от всего хорошего, что с тобой случилось. Так быстро рвёшь связи и прекращаешь общение с людьми, не прощая чужих промашек. Сколько всего для тебя сделал Егор, какой счастливой ты с ним была?.. И ты от всего этого открестилась в одну минуту, даже не дав ему возможности объяснить!
Она смотрит на меня с таким гневом, что я на секунду отвожу глаза.
— Мне кажется, или тебе, Сонь, и правда периодически всё равно на людей?
Молча наблюдаю за разъярённой подругой, чувствуя, как её слова находят отклик где-то глубоко внутри.
Она права. Во многом права. Но у меня тоже есть причины не верить людям на слово.
— Ты мне ещё скажи, что я неблагодарная, — говорю устало. — Все вокруг хорошие, а Соната — одна такая, со всеми поступает, как последняя свинья…
— Я так не говорила! — шипит Алина. — Это твои собственные выводы.
— Ну, значит, так оно и есть, — отмахиваюсь я и отворачиваюсь к стене.
Больше не хочу спорить. Сил нет.
Зарываюсь
