же только девушки? И замужние тоже. У нас в деревне, в Новгородской губернии, всякая за три рубля отдастся. Вот и мою бы жену кто взять захотел…»[3] Ты понимаешь, Стив?! Простые мужики столь неревнивы, что им безразлично, верна ли жена или нет, а вот три рубля в дом придут благодаря такой работе, так хозяину радость будет. Вот ведь это же ужасно, Стив, а? Представь меня продающуюся, ну пусть не за три рубля, а за десять, за сто! Ведь ты бы меня застрелил из револьвера, правда?!
— Правда истинная, — на самом деле представил Выжигин Катю, продающей себя за деньги, и именно в этот момент он вдруг ощутил себя на месте женщины, убивающей проституток-дворянок. Получалось, что и ею и им руководила одна и та же ненависть к продажной любви.
Утром Выжигин на извозчике доставил Катю к парадному ее дома, спрыгнув на землю, подал руку.
— Когда я вас увижу вновь? — не выпуская из своей руки ее узкую руку в лиловой лайковой перчатке, спросил с улыбкой Выжигин.
— Пойдем сегодня к Мережковским. У Зинаиды Николаевны, я слышала, сегодня представление. Играется какая-то страшная драма ее сочинения. Пойдем, я так соскучилась за границей по всем этим лохматым поэтам. Ну, идем?
— Обязательно пойдем. — Выжигин видел, как умоляют его зеленые лучистые глаза. — Ведь я когда-то тоже был принят на вечерах у Мережковских. В шесть я заеду за тобой.
И он поцеловал ей руку, даже через кожу перчатки ощутив ее тепло и нежность.
Приехав в отделение сыскной долиции и заглянув в кабинет начальника, он увидал За-мысловского сидящим за своим столом. Сидел од, не сняв шинель, как-то боком, и с распущенными от раздражения бакенбардами был похож на маленького земного Юпитера Громовержца.
— А, Выжигин! — мрачно встретил начальник отделения вошедшего Степана Андреевича. — Как ни жаль, но все ваши дурные предзнаменования сбылись! Отравилась или отравлена еще одна проститутка, в заведении на Шлиссельбургском. Уже сделали вскрытие — калий циан.
— И мужская одежда, конечно, имела место в ее спальне? — чуть скривив в улыбке губы, спросил Выжигин. — Можете не трудиться продолжать, господин начальник. Я был в спальне убитой Натальи Срезневской, дворянки по происхождению, еще до того, как туда пришли полицейские.
И Выжигин подробно поведал о своих похождениях на Шлиссельбургском, не забыв описать характер заведения и самой жертвы, Срезневской. Выслушав Выжигина, Замыслов-ский постучал карандашом по бронзовому бокалу письменного прибора и строго сказал:
— В общем, Степан Андреевич, я был бы должен вас наказать. Разве вы не были отстранены от ведения дела?
— Я был в заведении и действовал там как частное лицо. Даже Срезневской не открыл свое инкогнито. Сожалею лишь о том, что какая-то ненужная деликатность не позволила мне ворваться в спальню. Я бы арестовал преступницу, при ней бы нашли яд, наверняка, револьвер. Отпечатки пальцев у нас имелись. Чего не достаточно для суда?
— Да, теперь для суда не достаточно лишь одного — наличия подозреваемого, — веско заметил Замысловский. — Так вы обзванивали вчера паспортные отделы?
— Именно один из них и направил меня по нужному адресу. Правда, допросы чинов паспортной службы ничего не дадут.
— Конечно, не дадут, — сказал Замысловский и принялся рыться в своих бумагах — Но есть еще один путь найти того, кто вольно или невольно мог вручить преступнице нужные сведения о проститутках-дворянках Вы видите, Выжигин, я теперь полностью разделяю вашу точку зрения!
Начальник отделения наконец выудил из вороха бумаг один лист и протянул его Выжи-гину:
— Взгляните! Это медицинская карта публичной женщины, где в первой графе указывается номер желтого билета проститутки, проживающей в борделе, ее имя, фамилия и, заметьте, звание. Время поступления в публичный дом, адрес борделя, а также дата отсылки женщины в больницу, ну это уж в случае заболевания шлюхи сифилисом. То есть, как поняли, в этом листе свои заметки врач должен делать, который проституток проверяет на предмет заболевания, а потом и дает распоряжение отправить больную куда подальше, чтобы не заражала она нас, грешных, постыдной прилипчивой болезнью.
И Замысловский совсем по-фатовски захохотал, а Выжигин, рассматривая врученный ему лист, уже думал: «Так, значит, врачи тоже знали, кто из проституток в дворянском звании состоит. Но ведь не под присмотром же одного врача все эти сотни полторы, а то и больше публичных домов, в которых около трех тысяч зарегистрированных проституток находится. Куда-то поступают все эти листы для отчета. «Фурия» — дворянка тоже, она, возможно, водит дружбу с важными чинами, не с докториш-ками бордельными. Вот этот-то высокий чин и мог стать информатором ее!»
— Скажите, господин начальник, — отдавая Замысловскому бланк, сказал Выжигин, — а председатель врачебно-полицейского комитета мог иметь у себя все эти сведения?
— Безусловно! — кивнул начальник важно. — Этот комитет и создавался, чтобы направить свою деятельность к возможному ограничению любострастных болезней, для медико-полицейского надзора за проституцией, для наблюдения за гигиеной домов терпимости. — Выжигин невольно вспомнил «гигиеническое состояние» борделя на Шлиссельбургском. — Ну, а председатель, конечно, все-все должен знать в этой области! Да только что вы хотите сказать, Степан Андреич? — вдруг сильно испугался За-мысловский. — Вы что, председателя, полковника Розеншпигеля, заподозрили? Да вы не знаете разве, что он в дополнение к своей должности еще и помощник градоначальника?
— Нет, не знаю, но я, впрочем, и не пытался заподозрить господина полковника. Да и в чем заподозрить? В пособничестве? В разглашении сведений? Разве эти сведения засекречены? Они представляют собой государственную или служебную тайну?
— Нет, конечно, — смягчился Замыслов-ский, — но не пытайтесь и помышлять о допросе председателя врачебно-полицейского комитета. Когда я договорюсь о возвращении вам права вести дело, займитесь врачами, осматривавшими проституток. — Потом Замысловский пожал плечами и сказал: — Хотя, не знаю, стоит ли вообще этим заниматься. Скажите, есть в наших публичных домах еще проститутки из дворянок?
— Нет, Срезневская была последней.
— Вот и хорошо, вот и прекрасно! — потер ладонь о ладонь начальник. — Значит, и наша сумасшедшая мадам-убийца — я теперь допускаю, что это была женщина, — успокоится, и публичные девки не будут отправляться на тот свет так часто, как это было в последнее время. Ну, Степан Андреич, мне пора ехать к полицмейстеру…
— Мне понадобится ваш телефонный аппарат. Разрешите мне остаться здесь? — спросил Выжигин.
— Ради Бога, оставайтесь, только не забудьте запереть дверь, а ключ отдать дежурному. Счастливо оставаться, ночной посетитель блудилищ!
И Замысловский, беззаботно рассмеявшись, ушел, а Выжигин тотчас подошел к аппарату и попросил телефонистку соединить его с квартирой князя Сомского. Когда аппарат отсигналил звонком о налаженной связи, Выжигин снял трубку и заговорил:
— Ваше сиятельство, вас тревожит
