лекарства, психологи — никто мне не мог помочь. У меня была страшная депрессия. Казалось, что жизнь потеряла смысл. Я посмотрела спектакль, вдруг что-то во мне разбудилось. И я захотела жить». Вот мне кажется, что дороже этой оценки ничего нет, все остальное не имеет никакого значения. Если даже одному зрителю спектакль помог найти силы жить, то наша работа, и все вокруг сразу обретает смысл, несмотря на некоторое пафосное звучание, потому что мне, например, кажется, что мы занимаемся утопическим и бессмысленным делом — театром.
Сцена из спектакля «Чайка»
Режиссер Евгений Марчелли. Нина скачет в гости к соседям на премьеру Кости Треплева, Нина Заречная — актриса Юлия Хлынина
Сцены из спектакля «Чайка»
Режиссер Евгений Марчелли. Монолог Нины Заречной
Волшебная стерва Нина в исполнении Юлии Хлыниной
Театральный фестиваль «Сезон Станиславского» привозил «Чайку» Марчелли в Москву в 2016 году.
Впечатления зрителей, как всегда, не по шаблону.
«Чайка» у Марчелли какая-то очень женская, да?
Видела я «Чайки» разные, и про Костю, и про Тригорина, ещё были про невыносимую бренность бытия, про безответную любовь, и про то, как мужчина погубил женщину. А тут…
Как здесь женщины бьются за мужчин! Вдрызг и в кровь, как в жизни. Полина Андреевна за Дорна — отчаянно тихо. Маша Шамраева за Костю неистово, до взрыва в финале, в клочья. Аркадина за Тригорина остервенело, по-бабьи, как она круги нарезала по сцене в темноте, а кричала чайкой? До дрожи. Ну и Нина. Дико и буйно, откровенно и нагло.
И главное отличие от других «Чаек», это прочтение Нины: такой Нины-чайки-суки не помню, но всегда хотелось увидеть. Не девочку, которую… А девочку, которая… Волшебная вышла стерва. Надо запомнить имя актрисы. Юлия Хлынина. А Маша, на лабутенах, кстати, была.
Дядя Ваня. Постановка Андрея Кончаловского
Перед первым действием на экране-заднике прошелестела череда портретов Чехова с семьей: фото в усадьбе, на природе, — уютные, домашние, они настроили на определенный лад и тон. Стало понятно, о чем пойдет речь. И тепло на какое-то время. Потом на качелях, в газовом белом летящем платье и шляпе с вуалью, качалась фигура дамы, читая что-то. Она же позже появится, как тень, чтобы утешить полубезумного Войницкого. И, судя по контексту, — это силуэт его сестры, в программке обозначенная, как мать Сони, Вера Петровна. Качели, дамы в белых платьях и шляпах…всё это яркие приметы того времени, — времени Антона Павловича Чехова.
Картинки на заднике-экране сопровождали не действие спектакля, кроме одного момента (сцены Астрова с молодой женой профессора), а служили разделительной линией между действиями. После третьего звонка в зале включается шум наших современных будней, а на экране появляется как будто репортаж с Триумфальной площади, в двух шагах от которой мы находимся: спешащие по делам люди, сигналящие машины, суета сует… Под это шумо-звуковое сопровождение на сцене снуют рабочие сцены, готовя очередную картину. Сначала это не вызвало особого внимания, так как редко увидишь сейчас спектакль с классическим занавесом, и сцену «приводят в порядок» давно и почти везде на глазах у публики, но после подчёркнутых жестов девушки-с-рацией, стало понятно, что это входит в собственно спектакль. Чтобы сейчас прослыть новатором, надо, пожалуй, начать использовать занавес.
Сцена из спектакля «Дядя Ваня» режиссера Андрея Кончаловского
Сцены из спектакля «Дядя Ваня»
Режиссер Андрей Кончаловский. Соня — Юлия Высоцкая, Марина — Лариса Кузнецова, Серебряков — Владас Багдонас, Елена Андреевна — Наталия Вдовина.
Пространство сцены театра Моссовета сужено на четверть до подиума, который выстроен по центру (не высокий, в три ступеньки) и на котором происходит всё действие спектакля. В черной пустоте оставшегося пространства слева и справа расставлены стулья, на которых до начала действия и сразу после, садятся актёры, на подиуме не занятые, — присутствуют на сцене, таким образом, все большую часть спектакля. Там же расставлены старые комоды, серванты, кровать, завершающие образ усадьбы того времени. А разделительной линией служат меняющиеся от действия к действию шторы. Описываю пространство так долго, но мне это кажется важным. И в своём спектакле режиссёр Кончаловский сам же выступает сценографом.
Сцены из спектакля «Дядя Ваня»
Войницкий в исполнении Павла Деревянко
Сцены из спектакля «Дядя Ваня»
Соня — Юлия Высоцкая, Астров — Александр Домогаров
Еще до просмотра услышала от кого-то из бывалых зрителей, что странен выбор актрис: красивой Высоцкой досталась Софья, а Елену Андреевну играет Наталия Вдовина. Смотрю на сцену и ловлю себя на мысли, что мужчин наших (и Чеховских), и правда, порой не понять! Даже если принять во внимание, что Юлию Высоцкую изуродовали платком, оттопырив уши, одели в мышиные одежды, а Софья её угловата, неуклюжа и говорит грубым голосом, некрасивой назвать её сложно. А вот почему мужчинам могут нравиться такие женщины, как Елена Андреевна? Как её ни одевай (а костюмы в спектакле — чудесные! художник по костюмам Рустам Хамдамов), но глупое хихиканье, ужимки и манерность должны, казалось бы, отвадить кавалеров! Не-а. Увиваются.
Но если предположить, что Софья, действительно, некрасива (как это у Чехова), а жена профессора молода и хороша собой, чего, в принципе, ещё мужчинам надо? То всё остальное и логично, и отлично сыграно: Соня-Высоцкая страдает и любит, подхватив, правда, вирус того времени: заболевание называется «трудоголи`я», от чего-то решив, что терпение и труд всё перетрут. Вдовина-Елена Андреевна же, наоборот, страдает вирусом «бездельедушит», в этом спектакле она типичная блондинка-дурочка, у которой лампочка в мозгу загорается только в случае крайней необходимости (соблазнить Астрова, облапошить падчерицу, сбежать срочно в Харьков). Смотришь на нее и сначала злишься, потом привыкаешь, как к непогоде осенью (ну, что поделать, и такое время года необходимо природе).
Сцены из спектакля «Дядя Ваня»
Астров — Александр Домогаров, Елена Андреевна — Наталия Вдовина
Сцена из спектакля «Дядя Ваня»
Дядя Ваня у Павла Деревянко получился, если одним словом, — неврастеником. Но неврастеником живым, не без оригинальностей (фрак и цилиндр с клоунским красным носом, варенье из общей вазы ложкой, визг и крики из-под стола с ребячьим сучением ногами) и с понятными реакциями сорокалетнего холостяка
