— Ладно, навру, — пообещал Тойер не без возмущения. — Все из-за этой поездки!
— Йокель, мне очень жаль, но я не хочу потерять Бабетту. Я боюсь…
— Ладно, ладно, навру. Нет проблем. Я люблю тебя. Я понял это в «Тойфельхофе».
— Что? Ах, не важно!.. Мы уезжаем завтра, поздно вечером… Мы увидимся до этого?
В конце концов он даже пообещал подбросить обеих в Мангейм к их поезду.
Теперь он окончательно обессилел. Поплелся в ванную, выдавил огромную порцию зубной пасты на щетку и стал ожесточенно и печально чистить зубы. Пришли эмоции, нехорошие.
Уже засыпая, он упрекнул себя в том, что ему почему-то не жалко Пильца. А почему? Роня и Сара, две девочки, и обе мертвы? Почему?
Мир, где живет одно воронье.
Было как раз воскресенье, и вороны развлекались игрой в воронбол, одиннадцать против одиннадцати. Правила примерно такие же, как в футболе, только разрешалось летать не выше метра над землей. Одна команда в красных трико, другая в синих, счет ничейный. Могучему сыщику черные птицы показались в таком наряде невероятно забавными.
Крупный ворон приземлился посреди поля и крепко долбанул мелкого, симпатичного.
— Ибо я отверз уста мои пред Господом и не могу отречься. А офсайд все равно засчитан.
11
— Вернц слушает.
— Добрый день, моя фамилия Утхофф. Я старый друг семьи Ильдирим…
— Ну, вам не повезло… Фрау Ильдирим взяла на неделю отпуск и уехала вместе со своим спутником жизни и приемным ребенком… знаете, эта молодежь, внезапно понадобилось ехать куда-то среди зимы, тем более что у девочки вроде бы опоясывающий лишай…
— Ах, как жаль. Вы случайно не знаете, куда она уехала…
— Видите ли, господин Утхофф… Я не интересуюсь тем, что делают мои сотрудники в свободное время…
— Пожалуй, мне придется вам объяснить: я знаю ее семью уже много лет, но по профессиональным причинам был вынужден переехать в Берлин, в начале девяностых, и теперь вышел на пенсию. Детей у меня нет… Понимаете, я хочу… Фрау Ильдирим… когда-то она сидела у меня на коленях, маленькая кокетка, как все девочки… Так вот, я хотел бы сделать ее своей наследницей…
— Ах, вот что!
— Но это нам нужно обсудить, у меня много всего — займы, опционы, долевое участие в фирмах разных стран…
— Неслыханно, да, да, но, господин…
— Утхофф.
— Утхофф, да, конечно, так будет лучше всего, раз вы уже на пенсии… Как я вам завидую! Так вы просто подождите, когда наша сотрудница вернется!
— Ну, понимаете, тут есть одна проблема… Я не ради развлечения приехал в Гейдельберг! Я нахожусь в клинике… сейчас как раз сбежал из нее тайком, поэтому и шум в трубке… я звоню из телефонной будки… Мои дела не блестящи…
— Вы имеете в виду, что… Бедняга…
— Речь идет скорее о неделях, чем о месяцах, возможно, о днях. Почки… перспектив на пересадку пока что нет, диализ я не переношу…
— Подождите… вот, она оставила адрес, на экстренный случай, ха-ха, то есть, конечно, тут не до смеха. Вот, это остров Эре в Дании, и она будет жить там в отеле «Эрё-Маритим» в Эрёскёбинге, ха-ха, все начинается с Эре, а? Кажется, они уезжают сегодня или завтра. А вы, господин…
Обычно они играли в шахматы, всегда в один и тот же день, в тот же час. И некоторым образом они делали это и сегодня, только на сей раз без фигур.
— Я тут провел небольшую разведку — по телефону, но пришлось и поездить. Так вот что я узнал: официально расследование никто не ведет. Но есть там такой комиссар Тойер, о нем пару раз писали газеты в связи с другими случаями. Так вот он, по всей вероятности, продолжает копать на свой страх и риск, наведался он и в Базель.
— Что Пильц?
— Вопрос уже закрылся. Пильц сделал это более или менее сам. Да, он мертв, не пережил падения с лестницы… А этот Тойер теперь уезжает на какой-то богом забытый датский остров.
— Значит, Шустер мертв… Что там с островом? Комиссар едет в отпуск?
— Я пошел бы на…
— Еще трупы?
— Считайте, что мы на войне. А на ней действуют другие законы. — Они помолчали. — Все же та затея с веткой была ошибочной.
— Меня потом рвало.
— К счастью, не на том самом месте. Теперь мы должны покончить с этим делом.
— Вы думаете, оно получит по-настоящему громкий резонанс, если жертвой станет полицейский?
— Конечно. И тогда уж нас никто не заподозрит.
— Это невероятный риск.
— Тойер подобрался совсем близко. Удивительно, что он дает нам такую прекрасную возможность — вероятно, он совершенно не понимает, что у него уже все козыри на руках.
— Часто ли вам приходилось такое делать?
— Что? Убивать? Разве сейчас это важно? Случалось. Но не забывайте, что однажды выработанные навыки восстанавливаются быстро.
Шильдкнехт что-то пронюхала. Группа Тойера даже зауважала директрису за то, что она так ловко их раскусила. Так что комиссарам удалось быстро обсудить ситуацию лишь во время обеденного перерыва в привокзальном «Макдоналдсе». Хафнер был раздосадован тем, что этот ресторан исключил из своего ассортимента пиво. Тойер тоже сомневался в удачном выборе места встречи.
— Мне приснились вороны, — неуверенно начал он. (Как хорошо, что они уже давно знали друг друга — никто не удивился такому началу разговора.) — И мне снова вспомнились отрывки из Библии. Кстати, вот если все, что мы знаем, записывать на кальку… Потом наложить один листок на другой… Тогда нам обязательно бросится что-нибудь в глаза.
— Как? — с легким отчаяньем спросил Штерн. — Вы действительно хотите так сделать? Записывать все на кальку?
Хафнер, все еще не опомнившийся от обиды и шока, повернулся к стойке:
— Амиго, принесите ручки!
— Нет! — воскликнул Тойер. — Ручки нам не потребуются — я просто имел в виду, что так можно было бы добиться наглядности, это лишь пример…
Лейдиг кивнул:
— И тогда так или иначе на первый план выйдет церковь Святого Духа. Я уверен в этом.
У его шефа отвисла челюсть.
— Знаете, я сейчас вот что подумал… Роню убивают, причем близости с пастором у нее не было — во всяком случае, телесной. Потом приканчивают и пастора. Версия самоубийства отпадает…
— Пильц чего-то жутко боялся, — добавил Штерн и кивнул. — Скрывался…
— К сожалению, безрукий экс-террорист даже толком не знал, кого ему следует опасаться. — Хафнер курил и с ненавистью пускал дым в сторону таблички, запрещавшей курение. — Сначала он испугался звонившего, затем шефа…
