иса Сергий, – больно схватив за руку Элли, отвечала мама.
– Оставьте, – мягко улыбнулся мужчина. – Отдохните сейчас. Поговорю с ней.
Лаура тяжело вздохнула и ушла в другую комнату. Бабушка и Расмус последовали за ней.
Иса Сергий был священником местной церкви, в которую Элли с самого детства отказывалась ходить. Она знала, что бабушка вместе с мамой и Лемми иногда посещали службы по воскресеньям, и даже иногда ждала во дворе окончания молитв в храме.
Должно быть, тусклое освещение, появление злого ткача на парковке и неприятный диалог с мамой сыграли с Элли злую шутку. Сергий совершенно не был похож на кого-либо из ткачей. И мрачной присказкой о Низовье от него не веяло вовсе.
– Простите, пожалуйста, – тихо сказала Элли, рассматривая священника все внимательнее и внимательнее. – Я правда не хотела.
– Ничего, дитя мое, – ответил Сергий. – Ты испугалась моего одеяния?
– Наверное… – соврала Элли. – Да.
Несмотря на черное платье, так похожее на пончо деда-хамелеона издалека, Сергий выглядел вполне безобидно. Он был достаточно полным, пожилым и крайне умиротворенным человеком, чье красное широкое лицо пряталось в кустистых усах и бороде. На объемном животе Сергия висело причудливое овальное украшение, напоминающее брошь на шляпе Ткача.
– Это поминальная брошь? – уточнила Элли. – Очень красивая.
Иса Сергий тихо хохотнул.
– Это миниатюра Пюхтицкой иконы Успения Божией матери. – ответил он. – Знаешь ли ты, что такое пюхти, дитя?
– Нет, – честно призналась девочка.
– Это гора, святое место. На ней был явлен священный образ Богородицы, который люди затем возвели в икону. Это было очень давно.
– Понятно, – пожала плечами Эльга.
Ей было неинтересно.
– Я понимаю, – проницательно заметил иса Сергий. – За брата болит твоя душа. Проводы – тяжелая ноша. Но пока они идут можно исповедоваться. Вспомнить былое. И плохое, и хорошее.
– Я ничего не забывала. Он пропал не так давно.
– И все же.
Священник протянул руку к Эльге и приложил ее ко лбу девочки.
– Пока идет всенощное бдение, думай о том, в чем есть твоя вина. Проси прощения и прощай сама. Это очистит путь мальчика, даст ему силу. И оставит память о нем.
– Тут не мне надо извиняться, понимаете… – Элли сделала шаг назад, стараясь разорвать ненужный ей физический контакт со священником. – И я не понимаю, зачем нужны эти бдения, если гроб пустой.
Сергий покачал головой.
– Тело в Царствие Божьем не важно. Важен лишь дух. А дух всегда рядом с теми, кто любит и помнит.
Эльга тяжело вздохнула.
– Я боюсь, что он не в царстве… Э-э-э… У Бога. Ну, понимаете. Он там.
– О чем же ты, девочка?
– Лембит у Тууни. Вы можете не тратить свое время. Ему не нужна помощь с проводами. Ему нужна я.
– Тууни…
Сергий задумался, а затем ужаснулся и перекрестился.
– Зачем же ты поминаешь дьявола у гроба брата своего, Эльга? Это страшный грех!
Элли пожала плечами.
– А я больше не боюсь. Ни грехов, ни Тууни, ни Бога. Я теперь ничего не боюсь. Такая у меня судьба.
Отец Сергий снова перекрестился и перекрестил девочку.
– Не для шуток время. Большое горе произошло. Подумай о том, что я сказал, Эльга. А я послушаю тебя снова после панихиды.
С этими словами, отец Сергий склонился к Элли.
– А сейчас позови свою маму, девочка. Нам с ней нужно поговорить.
Эльга кивнула и отправилась в ту сторону дома, куда сбежали старик Расмус, бабушка и мама.
Глава 18
Последний кошмар
Фима прижималась к своему референту изо всех сил. Угрожающий образ в темной мантии, стоящий прямо напротив них, то и дело бил посохом с огромным причудливым черепом вместо набалдашника. Его лицо – если у него и было лицо – скрывалось внутри, под капюшоном из тяжелой ткани.
– Каждую четверть века! Одно и тоже. И каждый раз люди не учатся ничему.
Элли наблюдала за происходящим с какой-то высокой стойки. Помещение представляло собой огромную аудиторию с круглым залом и ступенчатыми партами, уходящими вверх, в бесконечность.
«Это вам не игрушечный суд, – подумала девочка про себя. – Очень даже настоящий. Даже чересчур».
Фима залепетала что-то невнятное, но более симпатичная и менее злобная версия деда-хамелеона ответила за нее.
– Простите нас, исанд[12]. Но люди не могут вечно мириться со смертью… Женщины приняли сделку и сейчас имеют право пересмотреть условия. Они дарят жизнь и причастны к общему циклу.
– О чем ты толкуешь, аллу?[13]О каком даре жизни идет речь? Девчонка не способна пройти через Озеро! А это значит, что сила моя нерушима!
– Она еще ребенок, исанд. Позвольте мне заметить, что до Озера мы смогли преодолеть многое. Мы искали встречи с вами во имя дипломатии, а не во имя войны.
Тот, кого ткач со знаком минус называл «исанд», издал странный скрежет.
– ДИПЛОМАТИЯ! ДИПЛОМАТИЯ! ДИПЛОМАТИЯ!
Невидимая глазу Элли аудитория рассмеялась. Девочка оглянулась, посмотрела направо, налево. Нет, парты точно пустовали. Но смех был настолько громким, словно за каждой из них сидел невидимый человек.
И каждый, как было положено в толпе, считал необходимым отреагировать.
– О дипломатии толкует мне дитя человеческого рода! Отрицает войну! Благодаря войнам и рождаются пограничные сделки, аллу! Разве тебе это плохо известно?
– Известно хорошо, исанд.
– Тогда скажи. Почему я должен верить в то, что месть не затмит ей глаза? Не станет началом еще одного переворота?
– Я беру ответственность, исанд, – дед-хамелеон сгреб Фиму в охапку и опустился перед исандом на одно колено. – Как ваш верный приспешник.
– ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ!
Невидимый зал взбунтовался. Дед-хамелеон встревоженно посмотрел по сторонам, испуганно оглядываясь в поисках поддержки, но те, кто следил за ним со стороны убегающих в бесконечность парт, менять свое мнение не собирались.
– Они тонко чувствуют обман, аллу, – твердо проговорил человек в мантии. – Тонко чувствуют страх. Вы явились сюда, будучи полными того и другого. И помощь твоя дитю человеческому доказывает не верность работе, а лишь обратное.
Исанд внимательно посмотрел на Фиму, а затем на ее референта.
– Ты действовал так из собственных интересов. Из собственных чувств.
– ПРЕДАТЕЛЬСТВО! ПРЕДАТЕЛЬСТВО! ПРЕДАТЕЛЬСТВО!
– Все так, – растягивал слова человек в мантии. – Помощь существу из другого мира – будь то верх или же середина – считается предательством.
– Но я пришел по зову креста, исанд! – дед-хамелеон начинал паниковать и его речь становилась быстрее и сбивчее. – Вы посылаете референтов по собственному велению! В чем же я виноват?!
– Референт обязан следовать воле хозяина своего! – прогремел исанд. – Ты был послан не для того, чтобы проложить дитю путь, а для
