и о том, как волхва поймать, и как матушку не беспокоить сильнее. Она-то думает, а время идёт и уже пора и к покоям матери идти, косы заплетать. Ничего дельного в голову Веселине так и не пришло. Взяв один из ремней, с двумя кольцами разделительными по бокам, она рубаху подпоясала, да туже затянула, от чего ещё явнее видно стало, что она девица в мужской одежде, и к матери отправилась.
Малахитница же у зеркала крутится, разные украшения примеряет, что не нравится, то в руках мнёт, в пыль стирая. Колечко за колечком, с подвесками и серьгами уничтожает, к лицу поднесёт, головой качнёт, всё не так, всё не то. Через отражение в зеркале через комнату на дочь смотрит, едва Веселина входит.
Тишина в комнате растекается, как молоко пролитое, собрать бы руками, да уже поздно. Рукой взмахнув Малахитница шкатулки с украшениями отодвигает в сторону, те уж наполовину пустые, много своих творений Хозяйка каменная уничтожила за это утро. Веселина на то глядя — губы поджимает, да голову опускает. Дышит спокойно так, медленно, контролируемо, о том и думает, пока к матери подходит и на свою скамеечку малахитовую садится. Да не сдержавшись — поднимает глаза свои серые, чтобы на мать посмотреть, беспокойство-то из них так и льется, как поток с гор по весне, хочешь остановить — а не сможешь. Да только по Малахитнице и нельзя сказать что беспокоится она. За ночь-то уж в руки себя взяла, лицо-то бледное — что маска каменная. Улыбается, нежно так, только украшения в пыль стёрла, а теперь слишком долго на ленты смотрит. Веселина первая рот открывает:
— Доброе утро, матушка.
Стук зубов, сжавшейся челюсти Малахитницы, Веселина слышит так же отчетливо как если бы это был горный оползень над ее головой. Вздох сдержанный звучит как резкий порыв ветра, но голос Малахитницы столь же ласковый, что и всегда, когда она отвечает:
— Доброе утро, моя Янтаринка.
Всё почти, как всегда, почти правильное, почти хорошее. Малахитница спокойно, взяв гребень каменный, волосы Веселине расчёсывает. В ритм постепенно входит и напевать начинает. Мягко так её голос по комнате плывёт, всё вокруг омывает. Малахитница останавливается, чтобы выбрать ленту. Отложив гребень она так увлечена выбором, что очевидно: всё ещё беспокоится. Веселина и терпеть больше не может, дюже стыдно. Осторожно зовёт, в зеркало за реакцией наблюдая:
— Матушка?
Та в ответ голову поворачивает, продолжает ленты перебирать, но ясно: слушает. Веселина глубоко вздыхает, надышаться пытается. Переживает. Извиниться хочет, но едва рот открывает, чтобы продолжить, как сразу мысль теряет:
— Извини, что я вчера так убежала. Я знаю, ты беспокоишься за меня. Этот волхв смог поймать меня только случайно! Если бы я знала сразу что он нападёт — то увернулась бы! — обещает Веселина глазами сверкая серыми, голову задирает, чтобы на мать посмотреть не через отражение в зеркале, — Я не знаю что сказал унай Ворса, но когда он пришёл — я была в порядке. Волхв не попал по мне и у него не было шансов!
Малахитница рот открывает, чтобы ответить, но Веселина к ней разворачивается и за талию обнимает, продолжая говорить:
— Я бы подобралась к нему и оглушила, а унай Ворса бы забрал его! Или ты! Или даже водяной, учитывая, что мы были у болота! Этот человек, — он опасен! Нельзя просто ждать, что унай Ворса повезёт найти его самому! — Веселина тараторит, хочет скорее донести до матери все свои мысли, убедить её, что вовсе не делала ничего глупого, — Ты сказала сама, что звери и птицы его не видят. Но я-то вижу! Значит я должна помочь! В Меднолесье столько всего! Он может искать травы, которых больше нигде нет и кто знает что он сделает с ними! Или живая вода! Тучедрево несложно разыскать!
Веселина крепче обнимает мать за талию и бормочет, лицо в её живот спрятав: — И мама, матушка, я обещаю, я понимаю что ты беспокоишься обо мне, но я могу позаботиться о себе! Мне просто… просто нужен план. Немного обдумать! Я ведь могу найти его! Особенно если он не хочет, чтобы я приближалась, ты же знаешь! Пожалуйста, матушка!
Малахитница бы и рада поспорить, да отругать Веселину, да та сильнее прижимается, замолчав ведёт себя как котёнок ласковый. Тут и каменное сердце не выдержит, на поводу покатится. Малахитница-то хоть сама камнями и горами рождена — а сердце-то у неё живое, любящее. Вздыхает она со смирением, объяснить дочери в ответ пытается:
— Янтаринка моя… Я не могу даже думать о том, чтобы с тобой что-то случилось! Ты такая хрупкая! Если он атакует лес — лес исцелится. Ворса — великий древний дух, пока существует Меднолесье — с ним ничего не будет. Но ты… ты смертная. И ты — ты мой ребёнок. Моё чадо и моё зернышко. Янтаринка моя, я каждый день помню о том, как коротка жизнь смертных и когда ты подвергаешь себя опасности…
Веселина ощутив горячий стыд, струящийся по венам, от ушей к сердцу, смущённо обнимает мать крепче. Грустно спрашивает, пока Малахитница гладит ее по голове:
— Я знаю, но ведь не можешь же ты меня около юбки до самой смерти держать? Ты учишь меня, и Солоха тоже обучает и я могу справиться с этим волхвом! Обещаю! Просто… просто нужен план. Я точно могу найти его, нужно только прогнать! Показать, что ему-то тут не рады!
— Да не дурак же он, думать будто ему рады!
— Не знаю, матушка, может и дурак! — отвечает Веселина, пытаясь пошутить, да голову всё виновато опустив держит. Малахитница, на дочь глядя, совсем сдается, плечи обнимает её, наклонившись, как будто спрятать пытается в своих руках. Держатся они так, пока обоим неловко не становится. Тогда Веселина отодвигается первая, немного глаза отводит, а подумав — к лентам тянется, да зелёную, нежно-мятную, выбирает. Молча на скамеечке разворачивается и ждёт терпеливо, пока мать её снова расчешет. Малахитница тоже молчит, каменным гребнем орудует, мягко волосы на пряди разделяет и в две косы сплетает, а потом вокруг головы укладывает. Хоть на Веселине и мужская рубаха, а в косах на голове всё равно лента яркая с камнями.
Вздыхает Малахитница на работу свою глядя, извиняется:
— Прости, что я кричала на тебя вчера, Янтаринка.
— Я тоже люблю тебя, матушка, — отвечает Веселина и улыбается широко. Прежде, чем она уходит — Малахитница просит:
— Пусть Гордана защищает тебя.
— Хорошо, матушка, — соглашается Веселина, не прекратив улыбаться. Сегодня она из покоев матери не сразу сбегает.
*
