его жизни был секс.
Паркер не сводил с де Бера пристального взгляда.
– Спасибо, что поделился со всеми. Попрошу заметить, что слово hoer означает ровно то, о чем можно подумать. «Шлюха» – слишком резкое слово для любого журналиста, как бы тебя ни раздражали пресс-конференции. Эти ребята выполняют свою работу, как и мы, так что проще с ними сотрудничать.
– Это разве сотрудничество… – Флоренс осеклась и прочистила горло. – Это разве сотрудничество, когда они задают вопросы о цветных членах команды?
– Тема закрыта. – Паркер снова вернулся к своим бумагам, не обращая внимания на насмешливое фырканье Флоренс. – Анонс на следующую неделю. Напомню, что ЦУП направляет к нам команду для последних проверок перед вылетом. Были небольшие изменения в составе, в команде также будет наш главный инженер.
Натаниэль.
В конференц-зале стало жарко. Все взгляды обратились ко мне, и мне захотелось испариться, стечь под стол. Больше никто не сможет увидеться со своими семьями до отлета. Не стоило ему этого делать. Хотя конечно, я была очень, очень рада, что он это сделал.
– Йорк. Ты встретишь эту ракету вместе с Бетти. Помни, что там также будет журналистский пул, так что советую с ней заранее поговорить, попросить тактического совета, – Паркер расплылся в акульей улыбке: – Кстати, «пчелки» у нас звуконепроницаемые.
Как же я его ненавижу. Я ухватилась за последовательность Фибоначчи, чтобы не влепить ему пощечину. 1, 1, 2, 3, 5, 8, 13…
Через стол Хайди испепеляла меня взглядом, полным неприкрытого гнева. Ох, Натаниэль… Эти люди только-только приняли меня в команду, перестав воспринимать как чужака, который оказался здесь только ради публичности. Почему Клемонс на это согласился? Они должны были понимать, как это подорвет командный дух.
Лицо у меня горело, а де Бер повернулся к Бенкоски.
– Вот видишь. Я же говорил, что у них корабль для пиара.
Бенкоски, с которым мы были знакомы много лет, натянул на лицо кислую улыбку. Он словно пытался не хмуриться, глядя на меня, и рассмеялся.
– Да. Ну. У Йорк с этим всегда неплохо получалось.
– Мы все делаем свою работу, – Паркер все еще широко улыбался, демонстрируя идеальные зубы: – Йорк. Утро я тебе освободил, чтобы ты прихорошилась для встречи муженька. Пресса будет в восторге.
* * *
Я подплыла к шлюзовому отсеку в одной из секций «Лунетты», где царила невесомость, как раз с прилетом последней ракеты с Земли. Во время станционной подготовки к экспедиции я вошла в ритм коллег. Когда Паркер сообщил о прилете Натаниэля, я даже не соотнесла это событие с датой.
Натаниэль будет здесь на Рош ха-Шана.
Все готовились к учебному запуску кораблей. Все, кроме меня, Бетти и целого журналистского пула. Все они плавали у меня за спиной, вполне освоившись в невесомости после многочисленных полетов на станцию, когда они отбирали места в ракетах у настоящих космонавтов.
Один из членов экипажа станции оттолкнулся носками и подлетел к люку, чтобы перепроверить уровень давления. Потом он заглянул в иллюминатор и лишний раз удостоверился, что все идет по плану. Если разница давления составляла 0,34 бара, это еще не значило, что с другой стороны люка кто-то ждал. Могло просто произойти короткое замыкание. Через мгновение он нажал на рычаг и потянул крышку на себя.
Внутри распахнулся люк, ведущий в ракету, и до нас долетел слабый запах Земли. Наверняка это просто игра моего воображения, потому что в космосе обоняние у меня становится ни к черту, но все-таки мне кажется, что воздух с прилетевших с Земли рейсов пахнет совсем не так, как стерильный воздух, циркулирующий на станции. Пассажиры высыпали из люка, и работники станции бросились приветствовать своих знакомых. Большинство прибывших должны были после отправиться на Луну или принять смену на «Лунетте».
Вслед за космонавтами в люк вплыли представители ЦУП. Кларенс «Пузырь» Бобиенски, Майкл Баунди, Кен Харрисон и Говард Тэнь. Все, за исключением Тэня, – белые.
А потом показался последний пассажир ракеты. Он широко улыбался и выглядел так, словно вот-вот расплачется. Мой муж.
Фотографы следовали за мной по пятам. Я нацепила на лицо стандартную вежливую улыбку, которая закрыла собой всю радость и горечь, что я испытывала в душе.
– Джентльмены, добро пожаловать на «Лунетту». Команда станции погрузит ваш багаж, а я вас быстро доставлю на «Нинью» и «Пинту» на одной из наших «пчелок».
За моей спиной подал голос с сочным британским акцентом журналист из «Таймс».
– Доктор Йорк! Каково снова увидеть свою жену?
– Роскошно.
Натаниэль оттолкнулся и пробился чуть вперед. Передвигался он достаточно неуклюже. Он раньше уже бывал в космосе, но это было пару лет назад. Только со второй попытки он смог засунуть ступни под направляющие.
«Пузырь» умудрился подпрыгнуть, хотя он крепко держался за поручень.
– Ай, ну поцелуй ее уже. А то от тебя никакого толка не будет.
Пожалуй, это был единственный раз в жизни, когда мне не очень хотелось целовать своего мужа. В момент поцелуя все камеры тут же начнут щелкать, жужжать, делать снимки. К этому времени я уже слишком хорошо была знакома с системой и понимала, что на Земле фотография нашего поцелуя окажется во всех газетах. Но, как любезно отметил Паркер, мы все делали свою работу. А моя работа заключалась в том, чтобы создать космосу и, в частности, Марсу образ привлекательного для женщин места.
В документах у меня, может, и значится должность штурмана-вычислителя, но на деле я просто рекламировала далекие звезды.
Все еще улыбаясь, я оттолкнулась носками и перелетела к поручню рядом с мужем. Натаниэль излучал тепло. Я сделала вдох, но его запах терялся в невесомости. Со скромностью новобрачной я улыбнулась человеку, который вот уже двенадцать лет был моим мужем.
– Привет, доктор Йорк.
– Доктор Йорк. Очень рад вас видеть. – Натаниэль взял мою руку в свою, и я ощутила мозоль на его указательном пальце. Он наклонился ко мне ближе и прошептал: – L’shanah tovah tikatevi v’taihatemi[38].
Мы не сможем насладиться праздничным ужином или услышать звучание шофара[39]. Мы даже не сможем зажечь свечи. Но, по крайней мере, мы могли сказать друг другу новогоднее приветствие.
Я прошептала в ответ:
– L’shanah tovah tikatev v’taihatem[40].
Он улыбнулся, а потом кивнул в сторону окружившей нас толпы.
– Ты позволишь?
Я закусила нижнюю губу и кивнула. 3,141…
Он наклонился, затмив собой ангар, инженеров, Бетти, Землю… Затмив все. Губы у него были со вкусом свежей мяты и с его собственным загадочным вкусом. Щеки у него были мягкими, как у младенца, если не считать участка колючей щетины прямо под нижней губой. Он всегда его пропускал при бритье.
Я отодвинулась, чувствуя, как горят щеки, а инженеры разразились аплодисментами и овациями. Вокруг нас щелкали и мерцали вспышки. Я не отпускала руку Натаниэля еще мгновение, пытаясь ровно дышать.
3,141592…
Как меня учил много лет назад
