не добавляет. Остальные же чаще всего оказались здесь потому, что на серьезных флотах от них толку не было. Вот и спихнули к нам. И брать под командование канонерку они не хотят – ценз им, видите ли, не идет. Я им что, каждому по фрегату рожу? Но и просто так вас оставить… В общем, не поняли бы меня. Ну и вдобавок можете считать это своеобразным экзаменом. Как бы хорошо ни командовал офицер в бою, если он не может отстоять свой корабль у сухопутных моряков, то до капитанского мостика он еще не дорос. Теперь же все зависит только от вас, Александр Александрович. Ночью выходите?
– Да. А как вы догадались?
– Не догадался – просто мне сообщили, что вы полностью готовы к походу. Да вы ешьте, ешьте. В море такой роскоши у вас не будет.
Александр кивнул и приступил к трапезе. Нельзя было назвать ее чем-то исключительным, но вкусно, сытно, вино хорошее, а сама возможность поесть за нормально сервированным столом доставляла определенное удовольствие.
– Итак, – продолжил Бойль, когда Александр устало откинулся на спинку стула, – продолжим. Сейчас у нас есть возможность поговорить без чужих ушей.
– А слуги?
– Их немного, и Семена они боятся – нрав у него крутой.
– Семен, это тот матрос, который меня догнал?
– Да. Служил у меня на «Александре»[37], во время погрузки сломал ногу. Хромота осталась, но куда деваться матросу, которого уволили со службы? Милостыню просить? Я его оставил при себе – и ни разу об этом не пожалел.
– Ясно. А почему так важно наедине?
– Ну, не пытайтесь строить из себя дурачка. Меня не поймут, если я вам попытаюсь хоть чем-то помочь. Увы, на этой должности приходится лавировать и со всеми поддерживать хорошие отношения. Поэтому вскоре они узнают, что я пытался вас уговорить и не смог, только и всего. Но, повторюсь, дальнейшее зависит только от вас. Сможете победить… Вы ведь английский фрегат ловить собрались?
– Да, – отрицать очевидное было глупо.
– Задача непростая… Главное, постарайтесь вспомнить все, чему вас учили в Корпусе. Не изобретайте своего без меры. Методом проб и ошибок можно научиться только пробовать и ошибаться. Но и не избегайте нового – никогда не знаешь, что может пригодиться. И помните, победите – никто не осмелится на вас рот открыть. Проиграете – ну, тут даже объяснять не буду. И защищать тоже, сами все понимаете.
– Понимаю…
Действительно, чего уж тут понимать. Сожрут – и костей не оставят. Адмирал же продолжал:
– Уйдете ночью – направитесь к Соловкам. «Новая Земля» выйдет за вами утром. Официально – догнать и развернуть обратно в порт. Фактически – у Соловецкого монастыря точка рандеву, там бриг присоединится к вам. Втроем у вас шансов поболе будет. И не смотрите на меня так удивленно. Чем лучше вы справитесь – тем выгоднее в глазах его величества буду выглядеть и я. Что-нибудь надо?
– Пожалуй, только доктора.
Выслушав несколько сбивчивый рассказ Александра о возникшей проблеме, Бойль лишь вздохнул:
– Быстро не найду. Зато если вернетесь с победой, смогу прикомандировать к вам кого угодно.
– Я понимаю.
Разочарования Александр не испытывал. Если докторов просто нет, откуда же адмиралу их взять? А так, глядишь, и впрямь что-нибудь придумает. Главное, с победой вернуться, она все спишет.
– А как у вас с машиной?
– Работает.
Пришлось рассказать об английском механике. Бойль усмехнулся:
– Я об этом ничего не слышал. Но поступили вы, я думаю, правильно. Опять же, победите – постараюсь выписать из Кронштадта пару-тройку обученных матросов.
– Я думаю, к тому времени и мои научатся. Они у меня ребята смышленые.
– Рад, что вы цените своих людей, мичман, – серьезно кивнул адмирал. – А теперь давайте обсудим детали.
С якоря они снялись, как и планировал Верховцев, ночью. Ветра почти не было, но для парохода это не очень большая проблема. Паровая машина требует времени для того, чтобы заставить ее работать, но уж когда начнет, никакой парус с ней не сравнится. Взяв на буксир «Санта-Изабель», «Миранда» (ох, стоило переименовать, но все как-то недосуг) неторопливо двинулась к выходу из порта. Никто даже не пытался их остановить, а большинство, скорее всего, просто не заметили их ухода.
Честно говоря, Александр до последней минуты переживал, что Бойль передумает. Или, может статься, изначально решил спровоцировать его на действие, за которое можно капитана арестовать, а корабли конфисковать. Но – нет, адмирал был человеком слова, и ни один часовой, которых на берегу хватало, даже не посмотрел в их сторону.
– Нервничаешь, Александр Александрович? – Гребешков подошел к изображающему памятник самому себе мичману.
– Да, Иваныч, так и есть. А ты как, на моем месте, не нервничал бы?
– Это верно. Со своими всегда труднее, чем с врагами. Тех хоть убивать можно.
– Во-во.
Они помолчали немного, затем Александр вздохнул:
– А ведь все только начинается.
Тут не поспоришь. Даже если они сделают все, как надо, и даже если бриг, обещанный адмиралом, их поддержит, по силам они в лучшем случае окажутся примерно сопоставимы с англичанами. Да, у тех всего один корабль, и пушек на нем меньше, однако индивидуально он сильнее любого из русских. Шанс есть, только если выйти как минимум двое на одного. Да и сами орудия при равном калибре более тяжелые. А значит, способны нанести урон русским на дистанции, когда орудия «Миранды» вообще не дотянется до противника. Да и борта они прошивают куда лучше.
Плюс команда – разумеется, у русских сейчас больше людей, они разозленные, физически сильные мужики, но на стороне британцев сила и выучка. Это вам не турки, яростные на кураже, но легко впадающие в панику. Словом, бой предстоит тяжелый.
Единственным преимуществом выглядело то, что «Миранда» все же пароход. Если получится обнаружить противника во время штиля, этим можно и нужно воспользоваться. Но что гадать сейчас? Все равно наперед не предскажешь.
– Э-эх, Александр Александрович, – унтер, похоже, угадал его мысли. – Зачем раньше времени грустить? Справимся.
– Справимся… Разве что как Давид с Голиафом.
– Говорят, тех, кто ставил на Голиафа, от разочарования хватил Кондратий.
– Ты хорошо в этом разбираешься, – усмехнулся Верховцев.
– Когда я маленьким был, у нас батюшка в деревне любил сказки рассказывать. Из Библии тоже. Мы все к нему по вечерам прибегали, – в голосе проскочили внезапно грустные, с оттенком ностальгии, нотки. – Он добрый был, всех чаем поил. И лечить умел хорошо.
– А потом что? – не задумываясь даже над словами, поскольку в этот момент голову посетила совсем иная и куда более важная мысль, спросил мичман.
– Умер.
