– Что ж вы ругаетесь нехорошими словами? – строго спросил академик профессора. – А еще ученый!
Вместо ответа разъяренный Слюнько схватил первый попавшийся чемодан из кучи вещей, принадлежавших криомедикам, и швырнул его за борт. Звон, грохот и мат в этот раз были даже громче, чем в предыдущем случае.
– Ну, это уж слишком! – взревел Александр Павлович.
– Вы первый начали! – закричал в ответ Слюнько, грозно хмуря брови и потрясая в воздухе кулаками.
– Никто вас не звал в нашу машину! – не сдавался Защокин. – Вылезайте!
– Ой, – вдруг сказал кто-то, – посмотрите. Они целуются!
Пользуясь тем, что на них никто не смотрит, Бубнов и Защокина слились в страстном поцелуе.
– Ну надо же! – сказала Виктория, стоя у сплошной скальной стены. – Я надеялась, что здесь есть проход. Что же нам теперь делать?
Вместо ответа Бадмаев принялся исследовать стену, нажимая то на один, то на другой выступ. Потом он лег и провел ладонью у пола, отыскивая сквозняк.
– Глухо, – покачал он головой, вставая, – это сплошной каменный мешок. Надо идти назад и исследовать другие галереи. Вдруг проход отыщется?
– А если не отыщется, – сказала Сушко, – прыгнем в колодец?
Юрий ничего не ответил. Они вернулись в круглую комнату.
– В какой туннель пойдем теперь? – спросила Виктория, глядя на черневший перед ней ряд совершенно одинаковых провалов.
– Надо отметить те, в какие мы уже ходили, – предложил Бадмаев, узкие глаза которого светились в темноте, как у кота.
Ботаник поднял с пола камешек, подошел к туннелю, из которого они только что вышли, и хотел было поставить на краю штрих, но вдруг удивленно присвистнул.
– Что там? – всполошилась Виктория.
– Тут уже стоит штрих, – ответил Юрий, – кто-то изучал все эти галереи до нас.
– И что? – спросила девушка, подходя к Бадмаеву и прижимаясь к его широкому плечу. – Что это значит?
– Это значит, – ответил ботаник, – что нам надо идти в тот единственный коридор, где не будет отметки.
Светя фонариком, накал которого постепенно слабел, они изучили стены возле входов в туннели. Оказалось, что штрихов нет около трех из них.
– Вот сюда и пойдем, – сказал Юрий.
Они взялись за руки и пошли по галерее, которая быстро сужалась. Потянуло сыростью. Коридор спускался вниз. Кое-где пол был покатым, кое-где встречались ступеньки. Бадмаев обратил внимание на небольшие ниши в стенах, расположенные у самого пола.
– Что это, как ты думаешь? – спросил он девушку.
– Не знаю, – призналась Виктория, ощупывая одну из ниш, – может, тут что-то хранилось?
– Скорее всего, взрывчатка, – сказал Юрий. – Думаю, что этот коридор был в свое время заминирован на случай, если неприятель попытается его захватить.
– А это, в свою очередь, говорит о том, что он ведет наружу, – подхватила Сушко. – Иначе во взрывчатке не было бы никакого смысла.
– Точно, – кивнул Бадмаев. – Скорее всего, мы скоро выйдем на поверхность.
Туннель становился все уже. Вскоре Виктория и Юрий протискивались в него боком. Внезапно Бадмаев, шедший впереди, остановился. Сушко уткнулась носом в его спину и тоже затормозила.
– Теперь иди аккуратно, – сказал ботаник, – впереди выход.
– И что? Почему аккуратно? – не поняла Виктория, поправляя очки.
– Туннель выходит прямо на скальный карниз, – пояснил ботаник.
Они медленно выползли на край туннеля и остановились. Перед Юрием и Викторией была пропасть. На вершине скалы стояло черное здание биостанции, в котором больше не осталось ни одного живого человека.
– Туннель выходит прямо в середину скалы, – сказала Виктория, лежа на краю и глядя вниз. – Странно.
– Ничего странного, – покачал головой ботаник, – может, в давние времена тут был какой-нибудь проход или каменная полка, по которой можно было спуститься вниз.
– А может, этот выход использовался как бойница, – предположила Сушко.
– В любом случае, это не то, что нам нужно, – ответил Бадмаев. – Надо возвращаться.
Задерживая дыхание и втягивая животы, молодые люди вернулись в круглую галерею, надеясь попытать счастья в двух других туннелях, не отмеченных штрихами.
Ева отбрасывала в сторону камень за камнем. Иногда часть стены обрушивалась вперед, и Ершова отпрыгивала назад, стараясь, чтобы тяжелые валуны не упали ей на ноги. Шершавые булыжники были тяжелыми, девушка обливалась потом. Она очень устала и старалась не останавливаться, чтобы не свалиться.
– Если я упаду, то больше не встану, – понимала Ершова, – поэтому падать нельзя.
Она оттаскивала камни в сторону один за другим. Некоторые валуны были так велики, что их приходилось откатывать, потому что поднять их не было никакой возможности.
– Я думаю, что погибший бедняга таскал камни, пока не умер, – пробормотала Ева, – он не смог раскопать проход. Скорее всего, такая же участь ждет и меня. Но все равно, сдаваться нельзя. Буду таскать камни до последнего вздоха!
Ева стиснула зубы и продолжила разбирать стену. Камни были сухими, с острыми краями, и вскоре руки девушки покрылись кровавыми волдырями.
– Ну почему только меня потянуло на работу в ФСБ, – вздыхала Ершова, – могла бы стать, например, учительницей младших классов или врачом в поликлинике. И не пришлось бы мне таскать камни и висеть головой вниз, зацепившись ногой за корни, тонуть в грязи…
Девушка вздохнула и оттащила еще один камень. По мере того как она прокапывала себе проход, сзади росла каменная стена. Ева в буквальном смысле этого слова закапывалась в кучу булыжников.
– Надо было относить их подальше, – сказала себе Ершова, – а то мне скоро некуда будет складывать камни.
Подумав, девушка сменила тактику. Теперь она не убирала все подряд камни из туннеля, а снимала верхний слой, добиваясь того, чтобы можно было проползти под самым потолком. Но, несмотря на все ее усилия, булыжники никак не заканчивались. Лампочка светила ярко. В ее лучах светло-бежевый известняк походил на бисквит.
– А на вид совсем не страшно, – сказала самой себе Ева, – и вода есть, и воздух. Но никак не выбраться.
Девушка заметила, что она плохо слышит. Она отложила в сторону камень и хорошенько поковыряла у себя в ухе. Отвалился большой кусок сухой грязи. Ева тут же начала слышать лучше. Руки у нее начали саднить все сильнее. Несколько пузырей лопнуло. Потекла кровь. Она была красной, горячей и падала яркими алыми каплями на бежевые камни. Ершова сняла с себя майку, порвала ее на две части и обмотала обрывками ладони. Тряпочки тут же пропитались кровью. Ева продолжила перекладывать камни, мужественно игнорируя боль и дикую усталость. Ее руки уже перестали подниматься, все чаще она катила или тащила камень вместо того, чтобы поднять его. Надежды таяли. Конца завалу видно не было.
