в лужу.
Достаю телефон, пытаясь дозвониться Руслану.
— Бери! Ну бери же трубку! — Кричу длинным гудкам.
— Пиши сопротивление сотрудникам при исполнении… — слышу рядом голос все той же мерзкой тетки. — И нетрезвое пиши.
— Вы кто такие?! — Подскакиваю, бросаясь на нее. — Куда увезли детей?
— Успокойся, — брезгливо отталкивает меня от себя женщина. — Из опеки мы. Докажешь, что дети твои — вернут. Валера, пакуй эту неадекватную с нами…
Глава 34
Руслан
Рыдающая Алина разрывает мне душу.
Кабинет перевернут вверх дном после обыска. Подчиненные понятливо разбежались по рабочим вопросам, чтобы случайно не попасть «в мясорубку» — в мою или просто за компанию.
Как вообще подобное могло случиться? В случайности я не верю.
Забираю из холодильника новый пакет льда, оборачиваю его в футболку и подаю Алине. Она прикладывает его к скуле. Старый пакет я забираю.
В кабинет возвращается Демид. Он пока передвигается с костылем, поэтому я придерживаю ему дверь, прежде чем задать волнующий вопрос.
— Ну что там? Не томи?
— По Алине все замяли с полканом. Сказал написать пояснительную записку с извинениями и все.
— Я не буду ничего писать! — Оскаливается жена. — Я бы ещё раз этих тварей приложила! Можете вернуть меня в обезьянник!
Тяжело вздыхаю. Это, к сожалению, так не работает.
В очередной раз я поражаюсь силе, которая заложена в женщине. Чуть не угробить двух мужчин, а самой отделаться лишь ссадиной… и это она ещё ни одного приема не знает.
Переглядываемся с Демидом.
— Майя напишет, — говорит он мне шепотом.
Киваю. Да, я и сам против. Но надо выкручиваться. Нам и так пошли на встречу.
— Что по детям?
— В доме малютки. И ты, конечно, отстранен, — вздыхает друг. — Тут без вариантов. От всей оперативки до выяснения обстоятельств.
— Кто занимается делом? Ну? — Тороплю.
— Шукшин. Из северо-западного. Нормальный мужик. Офигел уже, поди, со всех обстоятельств.
— Кто донос накатал известно?
— Ты только спокойно, ладно? — Чуватвует мой нерв друг.
— Демид, да не тяни, Господи! — Не выдерживает Алина. — Говори, чтобы я хоть понимала, кого ненавидеть!
— На прошлом месте работы у Алины был адрес родителей в личном деле записан. Твой дядька племянника подослал поговорить, припугнуть, кароче, не суть сейчас. Как понимаете, нашел он там не Алину, а Наталью. Которая с превеликим удовольствием рассказала о сестре все, что дети на самом деле не ваши… — разводит руками. — Дальше — дело связей и денег. Которые стерва Ставронская очень любит. Ей увольнение по статье грозит. Вот, видимо, думала выслужиться перед нашим мэром.
С чувством бью кулаком по столу.
— Мрази… — зажмуриваюсь, переживая острую волну ненависти.
Я бы их просто убил. Физически. Голыми руками. Но, к сожалению, нельзя. Негуманно. Да и всех тварей не перетоптать. Это в крови захлебнешься. Особенно страшно, когда эти люди — твои родные.
Слышу, что Алина кому-то звонит.
Подлетаю к ней, отбирая телефон.
— Ты кому звонишь?
— Отдай! — Бросается на меня жена. — Я хочу ей все высказать! Отдай!
Ладони прижигают мне по лицу, да и вообще везде, где попадают.
— Нельзя, нельзя милая, — перехватываю я руки Алины и аккуратно заламываю, прижимая жену к себе. — Нельзя звонить. Они этого ждут. А звонком ты только подтвердишь, что мы неправы. Мы должны действовать так, будто это наши дети.
— ДНК тест мы не пройдем! — Скорбно шепчет Алина. — Как ещё действовать?
— Мы найдем способ забрать пацанов. Я обещаю тебе, — говорю с чувством, но пока сам не понимаю, как это сделать.
Домой мы возвращаемся поздним вечером просто потому, что идти туда, где повсюду детские вещи и пахнет молоком, ни у кого из нас нет сил.
— Я не могу… — стоит Алина возле подъезда. — Меня тошнит. Я не могу туда пойти! Можно я здесь останусь? На лавочке?
Опускается на скамейку и закрывает лицо ладонями. Рыдает. Я достаю сигареты…
Сажусь рядом.
— Алин, возьми себя в руки, пожалуйста, — говорю тихо. — Если ты не перестанешь меня морально так прессовать то я тоже сорвусь. Ей Богу, я близок взять табельное. Но что это изменит? Оставит вас одних? Или ночуя на лавочке в плюс три, ты хочешь оставить наших пацанов без матери?
Алина поднимает на меня лицо.
— Прости меня… — вытирает ладонями слезы. — Я все понимаю. Но остановиться не могу. Мне все время кажется, что они плачут. Зовут меня. Все время это мерещится. Саша он не кушает лежа. Думаешь, их там в доме малютки кто-то кормит намркках, а потом носит «солдатиком»?! Качает? А если не поносить, то он плакать будет. Я читала. Им из-за этого седативы и успокоительные дают…
Алина вдруг зажимает рот и резко свешивается за лавочку. Ее тошнит.
Я глажу жену по спине. От нервов бывает и не такое.
— Пойдём, — поднимаю жену с лавочки за плечи. — Тебе нужно поесть, попить и закинуться успокоительным.
А то в дурку так загреметь не долго…
Веду ее в подъезд практически силой.
Как и когда-то, когда мы ещё были просто соседями, готовлю жаренную картошку на беконе. Признаться, и самому сейчас кусок в горло не полезет. Но я точно знаю, что есть надо. Эту штуку в нас вбивали старшики ещё в армии.
Пока я вожусь на кухне, Алина бродит по квартире. Что-то ставит стирать, убирает, гладит. Я даже немного выдыхаю, искренне считая, что она нашла утешение в бытовых мелочах. Но когда Алина приходит ставить чайник и начинает готовить смесь…
— Родная, что ты делаешь? — Подхожу, осторожно забирая из рук кипяток.
— Дети сейчас проснут… — сначала отвечает, а после осекается жена и смотрит на меня бесцветными, испуганными глазами. — Я, кажется, схожу с ума, Руслан…
Крепко ее обнимаю и сам чуть не плачу. Из транса нас выводит звонок телефона.
Номер скрыт.
Но я поднимаю трубку, уже точно зная, кто на другом конце связи. Ставлю запись разговора…
— Ты отказываешься от наследства деда, и дети возвращаются домой, — слышу в динамике искаженный голос дядьки.
Будто с помехами. Ни привет. Ни пока. И я бы отдал это наследство к чертовой матери, вот только оно все пущено в оборот. Живых денег отец не оставил. Только те, что в моей доле.
— Я могу отдать все, что есть, — отвечаю. — Остальное вывести не возможно. Ты же знаешь.
— Значит, я хочу компанию целиком, — отвечает голос. — Или твоему отцу приблудыши не нужны?
— Я с ним поговорю. Свяжусь с тобой.
— У тебя сутки. Или дело уйдёт в суд, и компания все равно будет моя!
Сбрасывает.
— Кто это был? — Спрашивает Алина? — Кто?
— Мой дядька, — отвечаю на выдохе. — Он
