если мы просто уедем, неважно куда, главное подальше, чтобы не сталкиваться с Макаром, не слушать его слов, не чувствовать его аромата.
Домой добралась к полудню. Я не заблудилась или шла пешком. Просто заглянула в один магазин, во второй, зашла, купила леденцов, чтобы тошнота так сильно не нервировала. Карамельных конфет не было, но на кассе стояли в стаканчиках сахарные петушки. Не знаю, зачем я взяла десяток. Наверно, потому что я и в доброе-то время не всегда в себе, а с беременностью мои тараканы в голове совсем ополоумели и стали танцевать канкан.
Если уезжать, то куда? Может, просто в отпуск? Первым попавшимся рейсом? Или просто в другой город? Дать себе время разобраться с мыслями и действиями, а то всё смешалось. И не понятно ничего.
Телефон разрывался от входящих, но я поставила на беззвучный.
Я ходила из угла в угол, кидая в раскрытый чемодан нужные вещи: документы, выписки из больницы, лекарства. Две зарядки для телефона положила. На всякий случай. А к четырём часам поехала в больницу, на всякий случай пройти осмотр и удостовериться, что беременность идёт как надо.
Зачем-то чисто из мстительной мелочности я перевела все деньги с карт, которые у меня были и пополнялись мужем, на один лично мой счёт. Ибо поделом. Я не чужое забираю, а своё. И раз уж пошла такая кадриль, мне там, как владелице фирмы ещё причитается зарплата или распределенная прибыль .
И надо наконец-то решить, что я буду делать, когда вырасту. То есть с работой определиться. Понятно, что беременная никому не нужна, но что если вообще мыслить не в этом направлении, а шире? Сделала пометку в памяти, чтобы подумать насчёт своего дела. Не просто какого-то такого временного, а масштабного. А деньги на всё это с Макара стрясу!
В больнице доктор успокоила меня и заверила, что беременность идёт по плану. Только напомнила:
— И с двенадцатой недели можно будет сделать скрининг и узнать, кого вы ждёте.
Я кивнула, мысленно высчитывая, двенадцатая неделя это какой месяц будет? Если сейчас восьмая неделя и середина мая, то получается, в середине июня я уже узнаю: принцесса или принц меня ждёт.
Отлично.
Я не могу расслабиться. Сдаться. Расклеиться. У меня теперь есть цель. А ещё немного уверенности, что всё будет хорошо.
По пути домой я заехала в аптеку и вышла оттуда с двумя пакетами медикаментов, знаете, там противорвотное, активированный уголь, несколько видов пластырей и прочая мелочь, которая в поездках просто необходима. Домой вернулась в начале шестого. Вернулась и, сев на пуфик, выдохнула так, как будто за мной гнались, а я бежала всё это время. Спустя минут десять я наконец-то стянула неудобные балетки, которые вот явно с собой не возьму, и прошла в душ. Всё ещё хотелось содрать кожу, чтобы избавиться от противного липкого чувства использованности.
Развод он мне даёт!
А спросил, нужен мне этот развод? Я жизнь свою обратно хочу. Я мужа хочу. Сонное утро воскресенья, когда Макар как сомнамбула ходит по квартире и сшибает косяки плечами, и долгие вечера будней, когда он рассказывает, какой объект приняла комиссия, а над чем ещё работать. И вот чёрт! Я даже грёбаные пшеничные ростки свои хочу обратно.
Опять разревелась. Моё эмоциональное состояние на момент беременности: не поревела — день прожит зря. Я погладила свой живот, успокаиваясь, но стало ещё хуже. Вот вообще дно, потому что теперь я точно одна. Теперь никто не подержит меня на первом УЗИ за руку и не обрадуется малышу. Никто не будет класть ладони мне на живот и чувствовать, как малыш пинается. Никто…
Из ванной выходила в слезах. Всё это противный жестокий Макар, который сначала гладко стелил, а потом оказалось, что жёстко спать. Ненавижу.
В чемодан отправились две пары обуви: одни шлёпки на ровной подошве и одни мягкие кроссовки. Ещё выбрать пару, в которой поеду, и всё отлично будет.
В животе противно заурчало, и я поставила чайник. Пока крутилась на кухне, развернула леденец и мстительно откусила голову у петушка, представляя на её месте голову мужа.
В дверь позвонили, и я, вооружившись цинизмом, пошла открывать. Это точно Макар. И не знаю, зачем он приехал, если всё, что мог, уже от меня получил.
Я щёлкнула замком и замерла на пороге, нелепо держа в зажатых пальцах обгрызенный леденец:
— Добрый вечер, а я опять бездомный. Не пустите переночевать? Это у вас сахарный петушок? Можно попробовать? — скороговоркой произнёс Александр и, вытащив из моих заледеневших пальцев леденец, засунул себе в рот.
По другую сторону баррикад
Глава 39
Чёрт, чёрт, чёрт.
У меня, как говорится, был план, но я его скурил.
Чёрт!
Полина окатила меня такой волной гнева, что я растерялся после неё ночной. Да я представить не мог, что моя жена способна на такое, что вообще после моих поступков она хотя бы подышать даст в свою сторону.
И я, твою мать, растерялся…
Мало того что я был не готов вообще к её слезам, к её страху, но сильнее всего я не был готов говорить с ней. Ни во время секса, ни потом.
И поэтому нёс всякую дурь.
Ничего удивительного, что с утра у меня в постели была даже не ночная Полина, нежная, отзывчивая, трепетная и горячая, а её обиженная версия. Но я хотел, чтобы она поняла, что всё, что только попросит, я могу ей дать, даже этот чёртов развод. Я хотел, чтобы она это поняла и осталась, а не сбежала, оставив меня носиться по квартире в трусах и экстренно одеваться, чтобы догнать. В джинсах и футболке я пролетел весь коридор и учуял запах паленого. Заскочил в кухню и снял с плиты её овсянку. Чёрт. Приготовил, мать его, завтрак.
У подъезда Полины не было. Я добежал до угла дома и понял, что она уехала на такси. Кинулся на парковку и сел за руль. Выкатился на проспект и, игнорируя светофоры, пролетел весь город минут за десять. Наискось бросил машину во дворе старой пятиэтажки и побежал на этаж. Дверь не открыли. Я стучал. Разговаривал с косяком. У меня были ключи от бабкиной квартиры, но вламываться я посчитал лишним. Полина и
