просто эффективный, но и полезный. Выудить из Левандовского всю правду — стоило таких усилий.
Вымотался я по полной. Жаль, что артефакт долго не проработает. Слишком запутаны плетения, такие прочными стать в принципе не могут. Сейчас их удерживал эфир. И увы, подобное невозможно воплотить на постоянной основе. Затратно.
Да и матерого лгуна таким не проведешь. Стоило лишь не отвечать на вопросы. Ну или убеждать себя в том, что говоришь правду. В общем, возможность обойти артефакт был.
Вот только князь был слишком уж самонадеян и самовлюблен, чтобы суметь справиться с действием моего плетения. На то и был расчёт.
— Вы что натворили? — Левандовский слегка охрип от нахлынувших эмоций.
— Удивил вас, как и обещал, — ответил я. — Теперь мы можем поговорить нормально.
— Не хочу я с вами разговаривать. Вообще не хочу тут торчать, чтоб эту лабораторию, академию и...
Мужчина принялся ловить ртом воздух, удерживая себя от роковых слов.
— Ну так зачем вы тогда здесь? — ласково спросил я.
— А что мне ещё делать? — князь тяжело вздохнул и зажмурился, но остановиться не мог. — Меня подсиживает барон Аверин. Барон! — возмутился он. — Вы только подумайте, какой позор. Барон вздумал сместить князя. Только и ждет, чтобы я ошибся. А с такими студентами это в любой момент произойти может. Бездари, лентяи и все как один нос воротят от артефакторики. А я... А я...
Левандовский чуть не задохнулся и я огляделся в поисках воды. Доведу его до приступа, потом отчитываться.
Возле рядов раковин нашлась обычная посуда — чашки, стаканы и тарелки. Видимо, в процессе работы студенты задерживались и перекусывали прямо в лаборатории. Рядом стояла большая бутыль с водой и краником. Я налил полный стакан и отнес князю.
Он опирался на стол и натужно дышал, покраснев от усилий. Залпом опустошил тару и чуть выдохнул.
— А вы, видимо, переживаете только за науку, — не смог я не подначить князя, уж больно довел своими манерами.
— Вы не насмехайтесь надо мной, граф, — обиженно ответил князь. — Я, между прочим, всю жизнь посвятил своему делу. И заслуживаю должного уважения. Хотя бы за выслугу лет... Я что зря тут штаны протираю?! Да чёрт! Когда это прекратится?
— Как только мы с вами договоримся.
— Да забирайте! Забирайте моё место, мою кафедру, мою лабораторию, мою жену... — отчаянно выпалил он.
— Давайте без крайностей, — я вскинул брови. — Вот уж жена ваша мне точно не нужна. Только лаборатория. И то на время.
— Вас Аверин же подослал? — Левандовского понесло в паранойю. — Чтобы опозорить меня? Это он вам артефакт дал, вы же только вид делали, что создаёте его.
— Так, Аркадий Власович, успокойтесь, — я налил ещё воды и передал ему. — Никакого заговора нет. Ну, по крайней мере я в нём точно не участвую.
Последняя фраза его ничуть не успокоила, а наоборот. Левандовский прищурился и шепотом сообщил:
— Вы думаете, что я брежу? Ошибаетесь, граф. В здании академии точно происходит что-то странное. Всякие личности появляются в тех местах, куда посторонним ходу нет. Возле кафедры ошиваются.
Я взглянул на него с сочувствием. Похоже, что артефакт поднял из глубин его сознания все подозрения и превратил их в манию. Хорошо, что это пройдёт. Но схему нужно доработать...
— А я говорил Ряпушнику, — князь неожиданно вернул себе самообладание и поморщился, потерев висок. — Вот сегодня как раз и говорил. Что видел его.
— Кого? — я не знал, как вывести Левандовского из этого пограничного состояния, кроме как отрубить артефакт.
Но также я хотел узнать как можно больше. Осторожно прощупал мужчину магией жизни — опасности здоровью не было, сердцебиение замедлилось. Он перешел к стадии смирения.
— Теневика, — ответил князь. — И не в первый раз. Как только сюда переместили зеркало, он и появился.
Я невольно взялся за браслет на руке. Тот не подавал признаков использования поблизости магии теней. Что-то в голосе Левандовского меня убедило — это не навязчивая идея.
— Рассказывайте, Аркадий Власович.
Глава 15
Рассказ князя был наполнен множеством сетований на нелегкую судьбу заведующего кафедрой. Без этого никак не получалось Левандовскому донести суть.
Сводилось всё к тому, что мужчина начал замечать смутные фигуры и движение возле кафедры.
Сначала подумал на призраков, но в здании академии было полно отпугивающих духов амулетов. Кроме отдельного строения для практики Видящих. Но там обитал какой-то местный безобидный призрак, который с радостью помогал студентам. И дальше своих владений не выбирался.
Левандовский же имел при себе артефакт, позволяющий видеть скрытое. Служил он для борьбы с нерадивыми учениками, вздумавшими отводить глаза от шпаргалок.
Вещица сработала неожиданно и на ходящих в тенях. Не до конца — ни лица, ни каких-либо примет князь рассмотреть не сумел.
Просто начал видеть теневые силуэты.
Аркадий Власович, как человек непьющий, на какой-либо эффект возлияний рассчитывать не мог. Поэтому сразу заподозрил неладное и сообщил ректору.
Уж не знаю, что они не поделили, но Ряпушкин не поверил князю. Видимо решил, что тот саботирует починку зеркала. В общем, это окончательно убедило Левандовского, что против него ополчились совершенно все.
Ну а добивающим событием стала наша «дуэль».
Бедолага изливал мне душу, припоминая все обиды. И как сломали замок в хранилище ингредиентов, чтобы сорвать экзамен. И как уборщики всё переставили, хотя он сто раз говорил не трогать оборудование лаборатории. И так далее, и тому подобное.
— Я так больше не могу! — в итоге взмолился князь. — Это невыносимо, гра... Александр Лукич. Уберите эту вещь, умоляю.
Я с ним был согласен, слушать поток причитаний становилось невыносимо. Мне даже стало немного жаль этого несчастного человека. Но не настолько, чтобы служить ему маготерапевтом.
Так что монету я забрал, тем более что она уже почти не работала. Левандовский уже по своей воле говорил правду, причем с энтузиазмом.
В общем, из его слов я понял, что князь хоть и был весьма самодовольным и заносчивым, но к должности своей всё же относился с уважением. А кафедру так и вовсе считал родным домом.
Выговорившись, мужчина тяжело опустился на стул и уставился в окно с отсутствующим взглядом. Я кашлянул, но это не подействовало. На князя накатила апатия после такого сильного наплыва чувств.
— Аркадий Власович, — осторожно сказал я, после его исповеди можно
