о рождении Ивлин, и указанные там данные полностью совпадали с имевшимися у Клары – даже фотография была одна и та же: насупившийся младенец с бантом в горошек.
Мисс Смит сказала, что сперва хотела просто написать дочери письмо, но не знала, попадет ли оно к самой Ивлин и «вообще умеет ли девочка читать, знаете ли». И прибавила, вытирая мокрые щеки:
– Я, конечно, понимаю, как глупо это звучит, но я ни о чем толком представления не имела. – Она судорожно отпила несколько глотков чая, пытаясь сдержать подступившие рыдания. – Я не хочу забирать Ивлин оттуда, где она счастлива, – помолчав, сказала она. – Прежде всего она сама должна захотеть жить со мной. Это странно звучит?
Клара промолчала. Может, это и звучало немного странно, но не слишком.
– Понимаете, меня с самого начала заставляли – делай то, не делай этого – поступать так, как мне самой совсем не хотелось. И сейчас мне совсем не хочется… давить на нее. Я не хочу ни к чему ее принуждать. Я хочу постепенно выстроить отношения. И буду рада двигаться потихоньку, шаг за шагом. Я хочу сказать, что мы ведь только так и можем двигаться к этой цели, не правда ли? Учитывая то, сколько лет нас разделяет.
Она вдруг опустилась на пол и принялась гладить Стеллу.
– Мне всегда хотелось иметь кошку, но они такие капризные, верно?
Клара чихнула.
– Уж эта точно капризуля.
Вскоре домой вернулись Билли и Барри – с целой охапкой трофеев! – и тут же снова воцарился хаос. Объятия, вопли, поздравления, рассказы о том, как они «вырвали победу из пасти противника», как взрослые мужчины от горя «буквально по земле катались», как рефери кто-то явно дал взятку… Мисс Смит смотрела на все это и слушала, слушала, а потом потихоньку встала и ушла.
* * *
В тот вечер Клара ничего не сказала Ивлин о случившемся. Хватало и других событий – сестра Грейс хотела петь псалмы, продолжались бесконечные разговоры о футболе, возник спор из-за потерянных ботинок, – и все это время Клара переваривала откровения мисс Смит. Если бы это была Рита с ее страстной тоской по матери, все было бы совершенно иначе; никакой дилеммы не возникло бы, это было бы самое желанное в мире воссоединение матери и дочери. А с Ивлин… Ивлин никогда даже не упоминала о своей матери, ни единого раза. И обретение новой семьи эту девочку совершенно не интересовало; она слегка оживлялась лишь при виде пирожков и печенья, да еще, как Клара совсем недавно узнала, ей нравились младенцы. Просто непонятно было, как тут поступить. Первым и естественным желанием Клары, разумеется, было немедленно позвать Ивлин и все ей рассказать, однако она понимала, какой это чревато опасностью; и потом, она понятия не имела, как Ивлин может на это отреагировать.
* * *
Утром пришло письмо от Виктора. Он написал, что сомневался, пора ли ему уже писать ей, однако хотел хотя бы просто с ней поздороваться. Он также описал кое-что из уже увиденного, например, те гостиницы, в которых останавливался. «Во время войны они были лучше, – писал он, – они тогда казались просто волшебными!» А еще он написал, что ей вовсе не обязательно утруждать себя ответом (что было большим облегчением – она бы просто голову сломала, придумывая, что же написать ему в ответ), потому что он подолгу на одном месте не задерживается. И лишь последние строки его письма были обращены непосредственно к ней:
Я – философ, человек, погруженный в мир мыслей и слов; однако я искренне восхищаюсь, когда кто-то умеет что-то делать, как, например, вы.
Надеюсь, вы понимаете, что всегда можете опереться на меня.
Опереться на меня… Клара вспомнила их поездку на пикник и внезапно возникшее у нее впечатление о Викторе как о кирпичной стене. Она готова была уже тогда на него опереться, если бы у нее возникла хоть самая маленькая возможность. Так что это был явный прогресс. Вот только стоит ли ей вообще на кого-либо опираться?
* * *
Заглянув в полдень на кухню, Клара обнаружила там Ивлин, которая ела бутерброд с кресс-салатом, пока все остальные собрались наверху, измеряя друг другу рост и сравнивая нынешние показатели с предыдущими. Отчего-то детям всегда кажется, что они способны расти, как тот бобовый стебель в сказке, подумала Клара и разрешила ставить карандашные отметки прямо на дверной раме, легкомысленно предположив, что эти отметки будет легко стереть.
Оказавшись наедине с Ивлин, Клара, собравшись с духом, решила все же с ней поговорить.
– А у меня для тебя кое-какие новости, Ивлин.
Будь честной – она этого заслуживает.
– Ты знаешь, кто была та женщина, которую ты вчера здесь видела?
Ивлин продолжала жевать хрустящую горбушку, и ей было абсолютно безразлично, что при этом она выглядит так, словно надевает верхнюю губу на край тротуара.
– Ну, мисс Смит, помнишь?
Ивлин только плечами пожала. Наверху Рита крикнула Джойс: «Ты все врешь! Я с прошлой недели на целых три сантиметра выросла!»
– Она твоя мать.
Ивлин удовлетворенно похлопала себя по животу и спросила:
– Можно мне взять яблоко?
Ей всегда хотелось что-нибудь жевать, чувствовать во рту что-нибудь съедобное. Хотя сейчас, возможно, это был просто некий отвлекающий прием. Клара решила не вдаваться в подробности и продолжать свою линию.
– Она бы хотела снова с тобой увидеться.
Ивлин не ответила.
– Ну, решать-то, конечно, тебе.
Ивлин лишь снова пожала плечами. Молчит, как истукан, подумала Клара. Уж не свидетельствует ли подобное отсутствие реакции, что она попросту переоценила важность для девочки такого события, как знакомство с матерью?
– Итак, что ты на сей счет думаешь?
– Или выпить молока?
– Ивлин?!
Ивлин сделала большие глаза, потом кивнула:
– Ладно.
И Клара устремилась наверх. Они, конечно же, ставили на двери отметины авторучкой! В целом это выглядело как весьма обширное чернильное пятно с неровными границами, и Клара рассердилась. Она кричала на них, пока Джойс, громко топая, не бросилась вниз, на диван в гостиной, а Рита не сбежала в свой любимый сарай. Двадцать минут Клара вместе с Алексом и Пег оттирали это пятно, и оно в итоге стало почти незаметным. А Ивлин все это время так и просидела на кухне, тупо уставившись в пространство.
Глава пятнадцатая
Когда мисс Купер в декабре прибыла в Шиллинг-Грейндж с очередной ежемесячной проверкой, Клара, угощая ее чаем в гостиной, сообщила, что дети «очень стараются».
Может, даже больше того. Например, Джойс стала не только больше и охотнее ходить пешком, но и выглядеть намного счастливее. У Ивлин появилась возможность помириться с матерью. Логопед говорит, что учить Пег одно удовольствие, а девочка явно делает успехи (хотя Пег по-прежнему не произносила ни слова). Питер много рисует, курит исключительно в окно и в целом, похоже, выглядит вполне довольным жизнью,
