Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
в сердце, и все, милости просим в царство теней.
Начальник сыскной порывисто обернулся к чиновнику особых поручений. Начинался давно сыгравшийся спектакль, два актера и один зритель, в данном случае зрительница.
– Так ты считаешь, – Фома Фомич запнулся и сделал это очень убедительно, – ты считаешь, что это она жильца, своего порешила?
– А больше некому! Посмотрите, какие у нее руки, такими руками только спящих душить да младенцев резать!
– Значит, она Агафонова во сне?
– Похоже на то, что во сне. Но перед тем как убить, напоила…
– Зелья какого-нибудь в водку добавила!
– Да, а потом своими жуткими руками и убила!
Фома Фомич медленно перевел взгляд на женщину и зловеще проговорил:
– А ведь ты прав, Меркурий Фролыч, а я-то… Мне бы сразу на это посмотреть, и где только глаза мои были?
– Неправда! – закричала, пряча руки за спину, хозяйка. – Мне Агафонова всегда жалко было, всегда! Он хоча и не платил за квартиру, но сам по себе безвредный был. А че, думаю, пусть живет! – У Ниговеловой затряслись губы, рот изогнулся деревенским коромыслом, ах-ах-ах, тихо заплакала она.
– Безвредный, а вот убили… за что? – задумчиво сказал фон Шпинне.
– За что, за что… – ныла Ниговелова. – Кто теперь узнает? Может быть, связался с тем, с кем связываться не следывает!
– Вы кого-нибудь видели?
– Видела, я же не слепая!
– Кто приходил к Агафонову, когда он был еще жив? Может быть, женщина какая, на лице вуаль, с букетом цветов. Я вчера заметил у вас на шляпке совершенно очаровательный цветок, откуда он?
– В коридоре подобрала, видать, обронил кто-то из жильцов! А женщин никаких не видала! – вытирая распухший нос подолом, ответила Ниговелова.
– Так вы нам позволите еще раз осмотреть квартиру Агафонова?
– Осматривайте, вам рази запретишь…
– А где нам взять ключи?
– Да там не заперто, я жильца пустила, но он… – Хозяйка не договорила, рот ее снова свела судорога зевоты.
Глава 30
Второй осмотр комнаты Агафонова
Еще курится едва заметный сизый дымок над догорающими после лесного пожара головешками, а на обугленных пригорках, вопреки всему, пробивается зеленая травка. Жизнь торжествует везде! Фон Шпинне и Кочкин смогли в этом убедиться воочию в комнате Агафонова. Здесь все осталось так же, как и вчера. Та же кровать, то же грязное и мятое постельное белье. Но на кровати лежит, уткнувшись обрюзглым угреватым лицом в подушку, уже другой человек.
Новый жилец, судя по дурному чесночно-водочному запаху, был пьян. Сыщиков он никак не заинтересовал. Едва удостоив его коротким брезгливым взглядом, они прямо с порога приступили к более тщательному, чем вчера, осмотру комнаты.
Первая удача ждала в самом начале. Обладающий поистине сверхъестественным чутьем фон Шпинне, не раздумывая, точно знал, подошел к печи и, сдвинув конфорку, вынул из ее холодной топки полуобгоревший бумажный цветок, точь-в-точь такой же, как и на шляпке Ниговеловой.
– А вот и свидетельство того, что женщина в черном была у Агафонова в гостях, – сказал Фома Фомич, держа улику двумя пальцами за проволочный стебель. – Но что это? – Взгляд его остановился на печной задвижке. Он взял единственный в комнате табурет, поднес к трубе, взобрался и осмотрел заслонку. Затем спрыгнул и, предварительно засучив рукава, принялся выгребать кривой кочергой золу из поддувала. Вскоре на полу возле печки выросла небольшая куча пепла, из которой торчало с десяток проволочных каркасов от сгоревших цветов.
– Значит, она здесь сожгла букет? – спросил наблюдавший за действиями Фомы Фомича Кочкин.
– Сожгла, это точно, – кивнул фон Шпинне, – но не в этой печи.
Начальник сыскной подобрал с пола обрывок старой газеты, скомкал и сунул в топку. Вынул из кармана спички и поджег бумагу. Она загорелась, но дым в трубу не пошел, а стал змеящимися струйками просачиваться сквозь конфорки, выходить из поддувала и в щели топочной дверцы.
– Тяги нет, – заметил Кочкин.
– То-то и оно. А все потому, что печная заслонка закрыта и ее уже давно никто не открывал, судя по слою пыли. А цветочек-то, взгляни, совсем недавно обгорел, да и пепел свежий! – Начальник сыскной ковырнул носком штиблета кучу золы.
– И что же это получается?
– В печи никто бумажные цветы не жег.
– Но зола…
– Секунду терпения, Меркуша, я еще не закончил свою мысль. Цветы в печи никто не жег, это сделали в другом месте. Сюда же принесли золу, обгоревшие проволочные каркасы и вот этот цветок. Чтобы не было никаких сомнений, какой букет сгорел в печи Агафонова.
– А с заслонкой, выходит, просчитались?
– Может, просчитались, а может, – Фома Фомич задумался, – может, не знали о существовании печных заслонок.
– Разве кто-то может не знать о печных заслонках? – удивился Кочкин.
– Уверяю тебя, Меркуша, в жизни порой и не такое происходит! Извозчик показал – позавчера приблизительно в два часа пополудни сюда, на Торфяную улицу, он привез женщину в черном платье и с большим букетом белых бумажных цветов… Итак, предположим, эта женщина приехала к Агафонову. Да, очень интересный момент: если мы исходим из утверждения, что она приехала к Агафонову, то должны предположить – она и раньше его посещала…
– Почему вы так решили?
– Все очень просто. Во-первых, она точно указала извозчику, куда ее везти и где именно высадить. А во-вторых, мы опросили почти всех жильцов, и никто ничего не сказал о женщине в черном, с белым букетом. Одно из двух: или женщины не было вовсе, но извозчик утверждает, что она была, и у нас пока нет причин ему не верить. Либо незнакомка осталась незамеченной потому, что ни у кого не расспрашивала, где комната Агафонова. Почему? Знала, где он живет. Значит, была здесь раньше! Но это всего лишь предположение. Итак, я продолжаю свою мысль. Она поднялась по лестнице, вошла в комнату Агафонова, убила его, а бумажный букет сожгла в печи…
– Нет, нет, Фома Фомич, вы ведь только что сказали, в печи последнее время никто ничего не сжигал. Как же незнакомка могла в ней сжечь бумажный букет?
– Не могла, но как старалась, чтобы мы поверили. Свежий пепел, недогоревший цветок, проволочные каркасы – неплохая инсценировка. Над признать, женщина в черном не дура! Не совсем понятно, с какой целью все это было устроено? Но вопрос сейчас в другом: как могла такая неглупая женщина забыть о печной заслонке? Ведь это так естественно: открыл заслонку, затопил печь! Естественно… для человека, занимающегося топкой, или для того, кто вынужден сам топить.
– Вы хотите сказать, что женщина в черном не знала, как топить печь? – спросил Кочкин.
– Ну, не совсем так. Как топят печи, она, конечно, знала, но боюсь, что никогда этого не делала.
– Белая косточка! – вырвалось у Кочкина.
– Что это означает, «белая косточка»? – спросил фон Шпинне.
– Ну, я имел в виду, из дворян!
– Что же это ты меня не называешь белой косточкой, я ведь тоже из дворян? – нахмурился Фома Фомич. Кочкин замялся. – Ну да ладно! – махнул рукой начальник сыскной. – В конце концов, в этом нет ничего обидного. Хотя звучит довольно контрастно: женщина в черном – белая косточка. Боюсь, ты прав, она из дворян. Однако есть еще одна странность. Кучер показал, что в дом незнакомка вошла, держа в руках букет. Так? В этой печи мы нашли пепел предположительно от этого букета. Если она не могла сжечь его здесь, то возникает законный вопрос: где она его сожгла? В какой печи и почему там у нее не возникло никаких проблем с печной заслонкой?
– Может быть, у нее в этом доме есть сообщник? – предположил Кочкин.
Фон Шпинне не успел ничего сказать, потому что новый жилец, до того мирно спавший, вдруг заворочался, но вскоре развернулся на другой бок и снова затих.
Сыщики продолжили осмотр комнаты. Были обшарены все углы, развернуты все попавшиеся в руки свертки, вывернуты все карманы оставшейся от Агафонова скудной одежонки. Отодвинута от стен вся имеющаяся в комнате мебель, даже кровать с новым жильцом. Но кроме сора, грязи, пыли, дохлых тараканов и целого вороха засохших художественных кистей ничего не нашли.
– А что мы, собственно, ищем? – спросил Кочкин, перетряхивая вынутые из закуты вонючие полуистлевшие портянки. Перепачканный пылью фон Шпинне ничего не ответил, но взгляд, которым он одарил своего чиновника особых поручений, был выразительнее любых
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
