только я убеждаюсь, что она мирно спит, как слышу щелчок открываемой двери.
Вовремя, чо!
Ну что, жена моя гулящая, готовь задницу, сейчас мы с тобой поговорим!
Глава 23.
Захожу домой, в квартире тихо. Включаю свет в прихожей, натыкаюсь на стоящего у стены Сергея.
Очень злого Сергея. Раньше от одного такого его взгляда меня прошибал холодный пот. Сейчас – не дождётся.
– Нагулялась? – рычит он.
– Нет. Ты нас прервал! – вздёргиваю подбородок.
– Что, не дошли до кульминации? – его слова сочатся ядом, и намёки эти пошлые…
– Да, не дошли. Ты прервал на самом интересном, – жалю в ответ.
– Сплоховал Антоша? – брезгливо кривятся его губы. – Я бы за два часа раза четыре успел тебя удовлетворить.
– А тебя только это и волнует? Не нужно судить других по себе и своим шлюхам, и как ты их удовлетворяешь, мне тоже неинтересно.
– У меня нет никаких шлюх.
– Да ты что? А как же та грудастая тётка? Или то была монахиня какой-то альтернативной веры, и ты её спасал от неизвестной болезни?
– Лиза! – рычит он.
– Что, Лиза! Помнится, ты говорил, что с ней тоже у тебя не всё получилось.
– Ты хочешь сейчас об этом поговорить?
– Нет. Совершенно не хочу. Где Соня?
– О, ты о дочке вспомнила!
– Я о ней и не забывала, – прохожу мимо него в спальню, заглядываю в кроватку. Сонечка спит, укрыта одеяльцем.
Слава богу, потому что я на самом деле не на шутку перепугалась и уже сто раз пожалела, что пошла с Антоном, хоть и получилось у меня повеселиться, но страх за дочь потом перекрыл все положительные эмоции этого вечера. Сергей прав, это было слишком беспечно оставлять малышку с человеком, которого она пока плохо знает. Но признаваться в этом ему я не собираюсь.
Захожу в ванную, там в раковине лежат грязные Сонины штанишки.
– Она покакала? – спрашиваю Сергея. Достаю грязный памперс, засовываю в пакет, выбрасываю его в мусор.
– Да, она покакала, – вижу, как не нравится ему запашок детских какашек.
– И как же ты это пережил, – меня начинает веселить, когда я представляю, какой шок испытал Сергей.
– Сложно. Ты хоть бы предупредила, что такое может произойти.
– А надо было, да? – усмехаюсь. – Ты настолько оторван от жизни, что не знал этого? Открою секрет, детки какают, писают, плачут, болеют? Прикинь, Серёжа, это так. Ты два часа с ней еле выдержал, а я её сама родила, и вот уже почти год как-то справляюсь!
– Ты сама сделала такой выбор, – поджимает он губы. – Я от вас не отказывался.
– Но ты её не хотел! – сносит меня на эмоции.
– Да, не хотел, – с досадой вздыхает. – Я просто не был готов к детям. Это другое.
– Нет, Серёжа, это не другое, – обиженно дрожит мой голос. – Это и есть твой непробиваемый эгоизм, – обвинительно тычу в его грудь пальцем. – Ведь мы так и жили! Ты мог заниматься делами, задерживаться на работе, не звонить мне, а я должна была только молчать и верить! Ждать и молчать! Тебе всегда было плевать на меня, поэтому ты легко залез на эту бабу!
– Да с чего ты взяла, что это было легко, – психует он. – Это было самое трудное и ошибочное решение за всю мою жизнь! Люди могут ошибаться, Лиза, представь. А потом раскаиваться они тоже могут, – срывается его голос в конце фразы. Он смотрит на меня почти с отчаянием.
– Могут, Серёжа, – киваю я. – Но в тебе пока я ни капли раскаяния не вижу.
– Но оно есть, Лиз, – вздрагивает его голос, и взгляд раненый. – Я не знаю, как тебе это доказать.
– Очень просто, Серёжа. Нужно всего лишь увидеть во мне человека, а не твою вещь.
Он замирает, лицо его вытягивается, вижу, не знает, что сказать. А мне и не нужно.
Прохожу мимо него, иду к дочке. Соня как раз начинает просыпаться. Ей кушать пора. Закрываю дверь в спальню, переодеваю малышку, прикладываю её к груди. Соня кушает, я напеваю ей тихо детские песенки. Она их обожает.
Постепенно засыпает снова, а у меня внутри всё ещё дрожит от нашего незаконченного разговора и вообще от этого странного вечера.
Укладываю малышку, иду на кухню. Интересно, Сергей ушёл?
Не ушёл. Сидит мрачной тенью на кухне.
Недовольно поджимаю губы, открываю холодильник, достаю молоко, наливаю в стакан.
– Лиза, – вдруг ложатся мне на плечи его руки сзади. Он утыкается носом в мои волосы.
Стряхиваю раздражённо его руки.
– Лиза, давай просто поговорим спокойно. Я так устал воевать с тобой, – шепчет он.
– Я не воюю, Серёжа. Просто ты никак не можешь понять, что ничего вернуть уже нельзя. Я не хочу, но моё мнение тебя, как и раньше, совершенно не волнует.
– Ты не права, Лиза. Меня волнует всё, что касается тебя. Так было раньше и для меня ничего не поменялось. Я тебя любил, люблю и буду любить дальше, понимаешь?
– Нет. Не понимаю. Я не знаю, как можно изменить, если любишь.
– Хочешь, расскажу, – с горечью говорит он.
– Расскажи, – киваю устало. – Я послушаю. Но едва ли это что-то изменит.
– Лиза, скажи мне сначала, что для тебя было бы худшим предательством? Банальный физический контакт или чувства? Привязанность, влечение, страсть к другой женщине?
– Я не отделяю одного от другого.
– А многие отделяют, Лиз. Я знаю, что ты другая, поэтому и полюбил тебя. Ты чистая, хорошая девочка, но не все такие. Есть бабы, которым нужен просто секс. Конечно, мужиков таких больше. Они просто должны поставить галочку напротив имени, чтобы забыть потом об этом человеке. Вот такие в людях видят лишь вещь.
– К чему ты мне всё это говоришь?
– К тому, что для Эвелины я был такой вещью. Да, когда-то давно мы с ней чуть не стали любовниками. Муж её не смущал, а я был свободный и неразборчивый в связях. А потом мы познакомились с тобой, и я пропал для всех женщин разом. В том числе и для Эвелины. Она это приняла, но обиду затаила.
– И что? Пока не улавливаю суть, –
