вами все в порядке?
В ее глазах застыл страх, но, увидев перед собой смертного, за которого меня приняла, девушка состроила надменную маску, отвечая с презрением:
— Разумеется, разве есть какие-то сомнения?
Ее поведение позабавило меня, и я продолжил диалог менее вежливо, без почтения, которое люди должны проявлять при виде «вышей расы». Она злилась, но и боялась, и, устав от игр, я подошел еще ближе, задавая вопрос:
— Почему вы помогли врагу?
Ее серые глаза на нежнейшем белом лице, обрамленном черными волосами, расширились от удивления, и мне оставалось лишь жалеть, что она такая красивая.
— Лично для вас это существо — не враг.
— Морские твари — враги каждого северянина.
Забавно, мы словно поменялись местами: я защищал точку зрения ее народа, она — моего.
— Но то был ребенок!
Врет, нагло врет, для драконов нет разницы кого убивать. Даже если она впервые увидела дитя, это еще не значит, что в ее каменном сердце нашлось место для жалости.
— С чего вы взяли, что спасли ребенка. Мы еще не видели среди них…
— Я не глупа, и точно уверена, что это было дитя. Мне выпало несчастье столкнуться со многими представителями их вида, и я настаиваю, что в ловушку попалась не взрослая особь.
Сколько горечи в голосе! Мы тоже достаточно столкнулись с драконами, чтобы столетиями оплакивать своих родных.
— Немыслимо! Но почему все-таки вы его отпустили?
— Вас это не касается!
— Я задал простой вопрос.
— Отойдите с дороги. Немедленно!
— Почему? — не выдержав ее упрямства, подошел вплотную.
— Да потому, что, когда я была ребенком, мне такого шанса не дали! Мне показалось, что так будет правильно, что кто-то должен разорвать круг, иначе я так и буду всю жизнь убегать от ночных кошмаров.
Ярослава расплакалась, и это выбило почву у меня из-под ног. Кровная драконица из семьи убийц, сама сражавшаяся с морским народом, стояла передо мной, и прятала лицо в ладонях, заходясь в беспомощном плаче. Я сам не понял, как она оказалась в моих объятьях, но объяснил это готовностью выполнить свой долг перед отцом и нашей кровью. Каким бы ни было ее тело прочным, мои когти легко могли вспороть дракона. Я покрепче прижал ее к себе, положив одну ладонь на спину, напротив сердца, готовясь нанести удар, но она неожиданно ответила на мое объятье, обхватив своими обманчиво тонкими руками. Еще и лицо подвинула, прижавшись щекой к груди.
Так я и застыл, не зная, что делать. Моя истинная сущность требовала ее крови, но человеческая форма нежными движениями поглаживала по спине…
От нахлынувших воспоминаний я снова избил ногой одеяло, будто это могло помочь забыть случившееся, и вырвался из дома на улицу, подставляя лицо морозному ветру. Увы, ночной холод не мог остудить бушующий во мне огонь, и я страшился того момента, когда снова предстану перед отцом, и буду вынужден признаться в своей слабости. Когда еще представится такой шанс избавиться от одного из проклятых Беломорских, окруженных стражниками, неуязвимых и опасных? Отец не поймет, да я и сам не понимал себя. Пытался придумать какое-нибудь благовидное оправдание, объяснявшее все логично и достойно, но не находил.
Все изменил ее взгляд, когда она обернулась на берег, проверяя, нет ли кого поблизости. Уже тогда я понял, что она собирается помочь ребенку, но не мог принять этого, видя скрытый смысл в ее действиях. Лишь поэтому и решил продлить ее жизнь, не убив в море, чтобы узнать ответ. А на берегу все пошло наперекосяк: ее проклятое белое платье, проклятые глаза, черные волосы, изгибы… А, ну ее к морскому дьяволу в пасть!
Вместо одеяла я теперь пинал ржавое ведро, и на грохот вышел хозяин дома, у которого я снимал комнату.
— Слышь, Эльм, ты рехнулся? Час ночи!
— Прости, Як.
— Як — это мое прозвище в кругу семьи, а для тебя — Якуб, и только до тех пор, пока ты мне исправно платишь. Уяснил?
— Уяснил.
— А теперь иди спать, или отправляйся мешать спать своей ведьме, из-за которой так убиваешься.
Несмотря на грубость, я не разозлился, и с улыбкой спросил:
— С чего ты взял, что я нервничаю из-за женщины?
— Да потому что только они могут доводить мужчин до такого состояния. Любая из них покрепче хальбравского эля будет. Пробовал когда-нибудь?
— Не довелось.
— Верно, потому что для нас такое дорогое не предназначено. А теперь иди давай, и завтра чтоб вел себя как обычно чинно!
Широкоплечий грубиян скрылся в доме, бубня что-то о бестолковых парнях, но я давно жил среди людей, и мог различить за грубостью доброе сердце, а за идеальной улыбкой — фальшь. Прислушавшись к себе, понял, что совет хозяина не так уж и глуп, и мне действительно нужно разобраться в возникшей между нами связи. Пусть она ее не сознавала, но хватало и того, что я сам сходил с ума, и хотел узнать все ее тайны. Только тогда я смогу со спокойной совестью вынести ей приговор, или просить для нее помилования.
* * *
Когти втягивались под кожу, обнажая человеческие ногти: карабкаться по стенам Сколлкаструма было непросто. Таких глупостей я еще не совершал, но плач драконицы до сих пор звенел в ушах, а спина помнила прикосновения ее ладошек. Чтобы ни хранила ее память — мне нужны воспоминания, нужна правда. Ее правда. Она говорила о кошмарах, от которых не может убежать, о необходимости разорвать круг, и я был с ней солидарен: мы бегали по кругу, вечно сражались, убивали друг друга, хоронили близких, и снова сходились. Так не может больше продолжаться, кто-то уже должен одержать верх, но драконы никогда не сдадутся, как и мой народ не уступит.
Не производя ни звука, я преодолел террасу, и осторожно опустил ручку, быстро входя, и так же быстро закрыв за собой стеклянную дверь. Выбравшись из занавесок и тяжелых штор, наконец-то оказался в ее комнате. Простор, непозволительный для бедняков, компенсировался скудностью обстановки, что было нетипично для дракониц знатной крови. Слишком аскетично, хотя ее характер с самого начала показался мне головоломкой.
Сама девушка обнаружилась спящей на своей большой кровати, плотно укрытая тремя одеялами. На секунду я опешил, вспомнив, как она в одном платье нырнула в море, а потом — искала накидку не из-за зимнего мороза, а в целях соблюдения позабытых приличий. Подошел ближе, вглядываясь в ее бледное лицо, и прикоснулся к щеке прежде, чем осознал, что делаю. Кожа была ледяной. Неужели драконы все-таки мерзнут? Бред какой-то, проклятая девчонка, опять из-за нее
